Снова уткнулась взглядом в свою тарелку. Не выдержала, отломила кусок еще горячего хлеба и отправила его в рот, не чувствуя привычного вкуса. Все казалось пресным. Мне необходимо было сделать хоть что-то, а не сидеть, безмолвно слушая вкрадчивые речи змеи.
Подняла глаза, чтобы оглядеть зал, хладнокровно оценила обстановку, дольше всех рассматривая человека в золотом. Вспомнился и его голос, что-то тревожило, вынуждая глубоко задуматься. Осознав, что именно, с трудом заставила себя усидеть на месте, не кинуться в зал. Перемена во мне насторожила Рейна, и он повернулся. И Беккитта обратила на меня свое королевское внимание, ловя каждую эмоцию, неосторожно промелькнувшую на моем лице. А я была уверена, ее обманчиво сонный взгляд, словно ненароком скользящий по залу, подмечает любую мелочь. Так и со мной, она догадалась, что я узнала человека в золотом. Ее глаза бросали мне вызов и источали ненависть.
— Ниавель, — змея обратилась ко мне по имени, — меня радует, что годы обучения в моем замке не прошли для тебя бесполезно! — улыбнулась, только мне захотелось поежиться.
Но я растянула губы в ответной холодной улыбке, заставляя супруга заволноваться. Он ощущал и мое смятение, и боль, и кратковременную радость. Переживая, Алэр внешне оставался все тем же радушным хозяином.
— Да, — разговаривала только с Беккиттой, — я узнала своего младшего брата, несмотря на то, что он изменился.
— Теперь вся семья в сборе! — издевка в ее голосе обожгла хуже пощечины, но я сдержалась.
Ледяная улыбка намертво приклеилась к моим устам. Вопросов от меня не последовало, поэтому говорить пришлось змее:
— Думаю, вам есть, о чем побеседовать, — отклика она не дождалась и продолжила. — Например, о вашей сестре, как ее звали?
— Северия, — ровно подсказала я, удивляясь своему показному безразличию.
А после осознала, что совершенно не теряюсь в присутствии Беккит, потому и голос мой не дрожит, а эмоции скрыты так, что никто и никогда не узнает, что у меня на душе. Са'арташи поняла и это, подняла чашу:
— Тогда нам остается дождаться окончание пира, Ниавель?
— Именно так, Беккитта! — отсалютовала ей своим кубком.
Его я крепко держала в правой руке, левую же до боли стиснула в кулак, чтобы ничем себя не выдать. А потом… потом муж дотянулся до меня, накрыл своей ладонью мою. Спустя один-единственный, мучительно долгий, будто вечность, миг я разжала кулак, чтобы наши пальцы переплелись.
Весьма спокойно дождалась глубокой ночи, люди постепенно покинули главный зал. Поднялся и человек в золотом…
Бросил быстрый взгляд на Беккитту, и она поманила его к нам. Сердце забилось, как пойманная в клетку птаха, пока человек в золотом медленно продвигался в нашу сторону. Встреча с ним лицом к лицу беспокоила меня. Глядя, как толстяк приближается, ругала себя и мысленно гадала, почему я не могу звать младшего брата по имени.
Лавен! Он рос красивым ребенком, был любимцем родителей и со временем мог превратиться в обаятельного, сильного парня. Моргнула и заставила себя улыбнуться подходящему брату.
Я помнила, как Лавен прибегал ко мне в спальню, заставляя проснуться и рассказать ему сказку, подражая бабушке или тетушке Ллалии.
Глубоко вдохнула, подбирая нужные слова. Алэр устремил на приближающегося толстяка холодно-оценивающий взгляд, но поднялся первым, чтобы поприветствовать его. Тот пробормотал что-то подходящее случаю, глянул на меня и неожиданно разрыдался, бросаясь в мои объятия.
Незаметно для самой себя, обняла его в ответ, поглаживая по голове, как обиженного ребенка. Постепенно Лавен, я приучала себя звать его так, успокоился, и мы присели. На помосте остались только он и я, а по залу суетились слуги, убирая остатки пиршества.
Сидели, несколько минут рассматривая друг друга, безмолвно, не шевелясь.
— Что случилось? — я устала молчать и решила начать диалог.
— Ты же знаешь! — кажется, Лавен ждал совсем другого вопроса.
— Знаю, — нелепо было отрицать очевидное. — Кто? — спросила жестче, чем собиралась.
Он отвел взор, увидел позабытый кем-то кусок мяса, облизнулся.
— Лавен! — у меня опять получилось грубо.
Брат вздрогнул и спешно повернулся ко мне.
— Извини… привык…
Изумилась:
— Ты голодал?
Лавен явно засомневался, но дал ответ:
— Нет. Дело в другом. Каждый кусочек, что подавали на наш стол, сопровождался рассказами о том, кого мы должны благодарить и как! — умолк, искоса посматривая, ожидая отклик.
Мне все больше и больше не нравился этот разговор, мимолетная радость, охватившая в первые минуты, когда поняла, что младший брат жив, постепенно уходила. Однако, я проговорила:
— Продолжай…
— Мне приходилось воровать еду, — и снова бросил осторожный взгляд исподлобья.
У меня даже рот приоткрылся, потому что хотела, но не нашла, что сказать.
— На рынке… или у слуг… тайком… ночью…
Я схватилась за голову, пытаясь понять: лжет Лавен или говорит правду. Голос его дрожал, выдавая переживания, но чувства, связанные с моим даром, буквально вопили о том, что подданный лжет.
— Это сложно, Ниа, — всхлипнул Лавен, совсем как в детстве.