Северная Пальмира. Первые дни Санкт-Петербурга

У Агатового павильона есть пристройка в виде покрытой крышей террасы в ионическом стиле; его классический стиль совершенно не гармонирует с елизаветинским дворцом. Камеронова галерея является длинным строением, которое идет под прямым углом по отношению к дворцу от апартаментов Екатерины. Здание было построено на месте теннисной площадки. Узкие колонны террасы, напоминающие Эрехтейон[49], поднимаются на высоком, массивном основании с рустикой[50]. Между колоннами на каждой стороне галереи расположены бронзовые бюсты знаменитых людей античности. Среди них Екатерина поместила бюст Вольтера — этот бюст существовал до начала французской революции, когда императрица приказала удалить бюст и бросить его в кучу мусора. Некоторое время здесь также стоял бюст Чарльза Джеймса Фокса, между бюстами Демосфена и Цицерона, поскольку Фокс был против войны с Россией («Питт будет завидовать этому», — объявила Екатерина). Однако через год Фокс воспротивился войне с революционной Францией, и его бюст постигла судьба бюста Вольтера. Екатерина любила прогуливаться в этой приятной галерее в дождливую погоду и обедать здесь летом. Вниз к земле ведет из галереи внушительная лестница, по бокам которой стоят скульптуры Флоры и Геркулеса.

Теперь мы подходим к последним годам правления Екатерины. Камерон, как и Растрелли до него, должен был оправдывать высокое мнение императрицы о нем на протяжении всей своей жизни (императрице так понравились работы Камерона, что перед своей смертью она нашла еще одного английского архитектора, Уильяма Гесте[51]). И так же, как и у Растрелли, после смерти императрицы его звезда закатилась. Похоже, у него был непростой характер, чересчур расточительный и темпераментный. Камерон был «поэтом-архитектором», как его называли, и, когда Екатерина в 1798 году скончалась, Павел немедленно удалил Камерона из двора. Нет сомнений, что главной причиной этого была нелюбовь Павла ко всему, связанному с матерью.

В 1800 году Камерон прибыл в Лондон, по всей видимости столь же неизвестным здесь, как и при отъезде. В следующем году он вернулся в Россию. Между 1801-м и 1805 годами он занимал ряд номинальных постов: главного архитектора Адмиралтейств-коллегий и т. д. Но его художественная карьера подошла к концу. О периоде с 1805-го по 1811 год нам ничего не известно, мы даже не можем судить — был он в России или нет. Мы знаем, что в 1812 году он был в Санкт-Петербурге, поскольку именно в этом году он скончался в этом городе. Лондонский «Джентльменз мэгезин», который упомянул об этом событии, в 1817 году поместил аналогичную заметку о смерти его вдовы. О ней написали: «дочь известного мастера паркового искусства Буша». Нет сомнений, что имелся в виду либо Джозеф Буш, либо Джон Буш[52], которые примерно в 1790 году создали выполненный в виде гравюры «План парка и внешний вид различных строений Царского Села».

Когда Елизавета умирала, — уже лишенная физических сил, но все еще сохраняющая духовную энергию, свойственную ей с юности. — Растрелли все еще возводил для нее дворцы, павильоны и горки, которые могли служить только для вечеринок и развлечений, которым была полностью посвящена ее жизнь. Елизавета упорно не желала признавать, что возраст над ней властен.

Последнее строение, которое Камерон разработал и построил для Екатерины Великой, было совершенно другим. Мы уже видели склонность Екатерины к тихим комнатам, прохладным галереям и английскому парку в Царском Селе. Как мы уже видели, она решила добираться до своего парка из дворца через Камеронову галерею и пологую лестницу, ведущую из галереи в парк. Когда Екатерина постарела, подниматься по лестнице и спускаться по ней ей стало труднее. И потому Камерон создал искусственный холм, но не для катания на санях, как мы привыкли видеть в этой книге, а для того, чтобы императрице было удобнее спускаться в свой парк по дороге, мягко идущей под уклон. Этот уклон под незамысловато украшенными огромными сводчатыми арками постепенно уменьшающихся размеров позволял ей перемещаться из дворца в парк без лишних усилий. Этого спуска в наши дни уже нет — как и его создателя, как и его императрицы. Остались лишь изображения на многочисленных иллюстрациях дворца и парка.

Мы расстаемся с Царским Селом и с самой великой из тех, кто в нем жил. Но в каком состоянии мы ее оставляем? Екатерина никогда не пыталась так неистово, как Елизавета, отрицать неизбежного хода времени. Представим последнее слово Массону — очевидцу, который уже снабдил нас множеством впечатлений. Он оставил нам в конце своих воспоминаний следующее впечатление от императрицы в ее последние годы. «Она ходит медленно, — говорит он, — и короткими шагами. Ее величественный лоб не обезображен морщинами, глаза спокойны, и она часто бросает взгляд на землю. Но когда она открывает рот, сразу становится ясно, что у нее нет зубов. Вся гармония от выражения ее лица немедленно пропадает, и вы на мгновение забываете, что перед вами великая Екатерина, вы видите перед собой лишь дряхлость старой женщины».