«Поскольку бывший Цезарь не является даже римским гражданином, то его сын, родившийся в 4-й день до Нон ноября 1979 года, наследует статус матери. Младенец Тиберий Всеслав Перегрин является римским гражданином и принадлежит к сословию всадников, к которому принадлежит по своему происхождению Летиция Кар. Титул Августы, который она носит, пожалован лично ей».
Постум сидел в своём таблине и читал нудные книги, которые приносил Местрий Плутарх. Он читал их день, два и три. Ему приносили какие-то бумаги. Он их подписывал, не глядя. Потом приходили слуги, наряжали его в пурпур и вели в курию. Он сидел там. День, два, три, сколько положено. Он передразнивал отцов-сенаторов, строил им рожи и показывал язык. Но все равно на заседаниях было ужасно скучно.
По вечерам он лежал в своей постели и смотрел на золотую статую Фортуны, стоящую у изголовья. Он закрывал глаза и пытался представить, что это его мама. Но не представлялось. Он отворачивался от статуи Фортуны, и слезы сами катились из глаз.
– Почему ты плачешь, Август? – спрашивал толстенный змей, лежащий подле кровати.
– Хочу, чтобы меня погладили по голове, Гет, – всхлипывая, отвечал Постум.
И змей гладил его по голове хвостом. Постум закрывал глаза и пытался представить, что это мама гладит его по голове. Но нет, даже с закрытыми глазами он знал, что это Гет, бывший гений, безуспешно пытается действовать хвостом, как ладонью.
– Прекрати! – кричал Постум. – У тебя не рука, а весло.
– Это хвост, а не весло, – обижался Гет. – Попробовал бы ты обходиться вместо двух рук и двух ног одним хвостом.
– Все равно прекрати!
– Какие-то проблемы? – насторожился Гет. – Опять задачу по математике не мог решить? Да? Давай помогу. С математикой у меня лады. Хотя гении и не посещают школ. Но от природы у них у всех прекрасные математические способности, чего нельзя сказать о людях. Ах, если бы люди умели хорошо считать, проблем у них было бы куда меньше.
– С математикой у меня хорошо.
– Тогда сочинение? Вот тут, прости, ничего не могу поделать. Сочинитель из меня никудышный. Но можно позвонить прабабушке Фабии по телефону. Разумеется, библионы сочинять куда проще, чем школьные сочинения, но ради правнучка Фабия постарается.
Постум рассмеялся. Вытащил из стоящей на столике коробки пирожок и протянул змею. Он всегда брал что-нибудь съестное в спальню. Потому что в глубине души опасался, что змей проголодается и ненароком кого-нибудь съест. Гении – они все страшные эгоисты. Гет, давно унюхавший запах пирожков с рыбой, ожидал подношения и принял его с достоинством истинного гения – то есть проглотил разом, не жуя.
– Итак, в чем наши проблемы? – Теперь Гет был готов ко всему, даже к написанию сочинения.
– Мне нужны деньги. Много денег. Чтобы заплатить одному человеку. Его имя Корд. Ты его не знаешь.
– Это ж почему не знаю? Очень даже знаю. Авиатор Корд, лётчик и конструктор. И сколько ему надо?
– Сто тысяч сестерциев.
– Мелочь, – фыркнул Гет. – Теперь тебе принадлежит все состояние Летиции. И ты не можешь отыскать сто тысяч?
– О Корде не должен знать Бенит.
– Ну так выторгуй у него право распоряжаться деньгами без его опеки.
– Выторговать?
– Ну да. Чего тут проще? Как дети меняются: я тебе конфетку, ты мне пирожок. И кстати, в коробке есть ещё один пирожок – дай-ка его сюда.
– А что я могу предложить Бениту?
– Скажи… напиши… намекни… что можешь открыть ему имя гения Рима.
– Но я его не знаю.
– А ты скажи, что оно тебе известно. Что Руфин Август перед смертью открыл его тебе. А ты запомнил.
– Абсурд. Бенит не поверит.
– Поверит. Потому что захочет поверить.