Северная война и шведское нашествие на Россию

До середины марта 1709 г. не только еще не было запорожцев в шведском лагере в Великих Будищах, где была королевская ставка, или в Лютенках, или в Бурках, или в Опошне и в других деревнях и местечках, где стояла шведская армия в это время, но даже и "о запоросцах никаких ведомостей" пока не было.[461] Даже и в апреле, когда в политическом отношении дело в Запорожье уж совсем выяснилось и запорожцы стали на сторону Мазепы, все-таки у них еще не было оснований немедленно расположиться у шведского лагеря: ведь всю весну если с провиантом у шведов было "не без нужды", то "фуражу ничего нет и для лошадей секут солому и тое едною соломою лошадей кормят". Где же тут было запорожцам надеяться, что хватит корма для нескольких тысяч их лошадей, когда падали от бескормицы сотнями лошади шведов?

Только в мае, когда русские войска стали вплотную теснить запорожские поселки и «плавни», и особенно после взятия и разгрома самой Сечи, запорожцам пришлось в массе искать «укрытия» и спасения в шведском лагере, уже не разбирая, будет ли корм для лошадей или не будет.

В марте (1709 г.) Карл XII и Мазепа имели свою главную квартиру в Великих Будищах. Шведская армия расположена была частью в Лютенках, частью в Бурках, частью в Опошне и еще не все ушли из Гадяча. Обмороженных ("ознобленных") и больных было много, но они все были нужны для пополнения сильно поредевших кадров.

Три волоха из нерегулярной волошской части шведской армии 9 июня 1709 г. бежали из шведского лагеря к русским и рассказывали, что запорожцев у Карла "тысяч семь", но многие из них «утекают» к Миргородскому полковнику (Даниилу Апостолу) в Голтву. "А провиантом в швецском войске зело скудно и шведские волоша все хотят отъехать до войск ею царского величества, — да неможно, изыскивают способного времяни и будут отъезжать, хотя по малому числу".

Нас не должна удивлять разноголосица в показаниях источников о числе запорожцев в осаждавшей Полтаву шведской армии: после полного разорения Сечи полковником Яковлевым запорожцы лишились оседлости, и те, кто успел спастись, и те, кто бродил до того по Гетманщине, время от времени наведываясь в Сечь, волей-неволей должны были спасаться, убегая к шведской армии, стоявшей под Полтавой.

При всей пестроте и ненадежности цифровых показаний пленных или лазутчиков, или дезертиров из шведского лагеря можно все-таки усмотреть, что еще в марте и в первую половину апреля запорожцев из Сечи в войске Карла было значительно меньше, чем в мае и особенно в июне. С одной стороны, как сказано, взятие и полное разорение Сечи сделало для уцелевших запорожцев шведский лагерь единственным прибежищем, оставшимся для них. А, с другой стороны, шведское войско, осевшее впервые (после ухода из Гадяча) сколько-нибудь прочно около Полтавы, стало гораздо ближе географически к Запорожью, чем до той поры было. Когда Мазепа и генерал Гамильтон с шестью пехотными и четырьмя конными полками стояли в селе Жуках, а генерал Крейц в Ремеровке с десятью конными полками, а граф Пипер в Старых Сенжарах с тремя пехотными полками, то немудрено, что сбежавшихся под эту защиту запорожцев к середине июня уже насчитывали не четыре, а до семи тысяч человек.[462]

2

В течение всего февраля до Петра доходили недобрые слухи о том, что делается в Сечи. Скоропадский определенно советовал сменить поскорее кошевого, более чем подозрительного «Костю» Гордиенко. Но царь считал более осторожным не раздражать Сечь прямым вмешательством и нарушением выборных порядков на Запорожье. "И то гетман (Скоропадский — Е. Т.) советует, чтобы переменить кошевого. И то зело добро, и всегда мы то говорили, что надобно. И как оное зделать, того способу искать надлежит, которое, мню, чрез бы Миргороцкого и денги (курсив мой — Е. Т.) могло статца…", — писал Петр из Воронежа Меншикову 21 февраля 1709 г. Он надеялся, что Даниил Апостол увещаниями и подарками сможет создать против Гордиенко оппозицию в Сечи и низвергнуть его. Вообще Петр до последней минуты не терял надежды "смотреть и учинить запорожцев добром по самой крайней возможности; буде же оные явно себя покажут противными и добром сладить будет невозможно, то делать с оными яко с ызменники". Уже в марте все иллюзии рассеялись. Запорожцы поддались «улещиваньям» Мазепы, фантастическим слухам о близком выступлении Турции, о помощи, которую им будто бы готов оказать крымский хан, о непреоборимой силе шведского короля и совершили свой гибельный шаг.

С начала марта 1709 г. Петр уже совершенно уверен в «воровстве» кошевого Гордиенко и измене в Запорожье и настоятельно требует от Шереметева и Меншикова самых скорых и решительных мер. "Запорожцы, а паче дьявол кошевой, уже явной вор", — пишет царь 4 марта Меншикову.[463]

А спустя четыре дня идет грозное распоряжение Шереметеву о том, чтобы не допустить запорожцев до соединения со шведами: "а ежели допустите и по сему не учините, тогда собою принуждены будите платить".[464]