Северная война и шведское нашествие на Россию

Апостол при первом же свидании с Петром сообщил, что и Мазепа тоже раскаивается в измене и что бывший гетман не только знал об уходе Апостола, но и дал ему поручение к царю. Мазепа предлагал царю, что он нечаянным нападением захватит Карла XII (в ставке которого гетман почти неотлучно находился) и вместе с ним захватит наиболее важных генералов и отдаст их всех в русские руки.

Петр обласкал полковника Апостола, восстановил его в чине и вернул его имения. Были обстоятельства, которые могли, как, очевидно, и рассчитывал Мазепа, удостоверить Петра к том, что предложение Мазепы серьезно и имеет некоторые шансы на успех. Принимая во внимание безумную отвагу Карла, его истинную страсть ввязываться лично и непосредственно в опаснейшие приключения и удаляться от лагеря без особой надобности и на значительное расстояние, предприятие могло показаться, при благоприятных обстоятельствах, осуществимым. На этом, очевидно, и основывал Мазепа свою надежду на то, что Петр примет дело всерьез. Надежда, конечно, оказалась тщетной.

Допрашивать Апостола и разбираться в диковинных предложениях Мазепы царь поручил графу Головкину. Этот выбор едва ли был случайным. Головкин ведал немалое время "делами малороссийскими" и тут, в Лебедине, мог быть наиболее осведомленным в этих делах из всей тогдашней свиты царя. Но, кроме того, на Головкине лежала ответственность, может быть не целиком, а отчасти, за убийственную по своим вредным последствиям ошибку в деле Кочубея и Искры. Он был одним из двух наиболее ответственных лиц, виновных в этом непоправимом промахе, другим был сам царь. Во всяком случае, если бы в этом кровавом деле Головкин не писал свои доклады царю под диктовку изменника, если бы у него хватило проницательности, чтобы разглядеть, где правда, то много несчастий было бы предупреждено. Поэтому Петр имел все основания считать, что уж на этот раз Мазепе не удастся обмануть Головкина, которого он так ловко обошел в первый раз.

Головкин имел с Апостолом большой разговор. По существу, канцлер сделал вид, будто считает предложение гетмана серьезным. Но речь шла о двух условиях. Первое условие ставил Головкин, и оно оказалось неприемлемым для Мазепы; второе ставил Мазепа, и его принял Головкин (точнее, сделал опять-таки вид, будто принял). Головкин ставил условие, чтобы Апостол доставил от Мазепы какие-нибудь серьезные письменные документы, потому что устные предложения дело неверное. Апостол говорил о том, что Мазепа просит, чтобы его амнистия, которую ему обещают, была гарантирована иностранными державами. Сохранилось письмо графа Головкина к Мазепе, писанное из Лебедина и помеченное 22 декабря 1708 г., в котором выражается согласие на его "кондиции". В этом письме говорится, что хотя письменных документов и нет, но так как за время этих переговоров (уже после Апостола) прибыл еще тоже бежавший от шведов другой полковник - Игнат Галаган и привез повторное предложение, то этого достаточно. Изъявлялось согласие и на иностранных "гарантеров" будущей амнистии, обещанной Мазепе{111}. Из этих переговоров в конце концов ничего не вышло и выйти не могло.

Вся эта история и особенно письмо Головкина не оставляют сомнения, что если Мазепа делал свое предложение серьезно, под влиянием впечатления полного провала своего изменнического дела, то ни Петр, ни Головкин абсолютно ему не верили и хотели лишь получить документальные доказательства его новой "обратной" измены для дальнейшей борьбы против изменника. Еще сам Мазепа, этот старый украинско-польский интриган, хитрый шляхтич, состарившийся в затейливых поисках, устройствах западни, крестных целованиях, лжесвидетельствах, зароках и клятвах, "гарантиях" и перестраховках, мог всерьез верить, что Петр пойдет на такое нелепое предложение: затевать переписку с иностранными державами и просить их быть "гарантерами" и поручителями перед Мазепой, что он, царь, в самом деле сдержит обещание и помилует Мазепу, если тот "захватит" короля Карла. Петр, человек громадного кругозора, большой глубины и тонкости дипломатической мысли, освоивший порядки и обычаи европейской политики, хорошо знал, что такие дела, как предлагаемое Мазепой, еще изредка делаются, но готовятся по секрету, а не с предварительными дипломатическими переговорами о каких-то "гарантиях". Вся бессмыслица требований гарантии и "гарантеров", разрушавшая уже наперед малейшую возможность сохранения тайны для предлагаемого предприятия, прямо бросалась в глаза. Головкин писал свое письмо Мазепе с единственной целью: поймать в ловушку Мазепу, получив от него документальные доказательства его нового предательства. Ни одной минуты, конечно, ни царь, ни Головкин не относились серьезно к этим пробным шарам и зондированиям почвы со стороны презренного предателя.