Северная война и шведское нашествие на Россию

При французском дворе учли довольно правильно итоги Полтавской битвы. Вот что говорилось в инструкции, которая по повелению Людовика XIV была дана в 1710 г. послу де Балюзу: "Ничто не кажется более важным, чем повести переговоры... о диверсии, которая побудила бы врагов заключить мир на разумных основаниях"{15}. Людовик XIV, утомленный и обеспокоенный своими неудачами в войне за испанское наследство, очень хотел бы как-нибудь втянуть Россию в войну против империи Габсбургов. А в силе России Людовик уже не сомневался: "Царь совершил завоевания, которые делают его хозяином Балтийского моря. Оборона завоеванных земель, вследствие их местоположения, настолько легка для Московского государства, что все соседние державы не могли бы принудить (Петра. - Е. Т.) возвратить эти земли Швеции. Этот государь (Петр. - Е. Т.) обнаруживает свои стремления заботами о подготовке к военному делу и о дисциплине своих войск, об обучении и просвещении своего народа, о привлечении иностранных офицеров и всякого рода способных людей. Этот образ действий и увеличение могущества, которое является самым большим в Европе (qui est la plus grande de l'Europe), делают его грозным для его соседей и возбуждают очень основательную зависть в императоре (австрийском. - Е. Т.) и в морских державах (Англии и Голландии. - Е. Т.). Его (царя. - Е. Т.) земли в изобилии доставляют все, что необходимо для мореплавания, его гавани могут вмещать бесконечное количество судов".

Людовик решил соблазнить Петра, предложив ему торговый договор России с Францией и Испанией. Французскому послу повелевается обратить внимание царя на опасность в будущем, грозящую ему со стороны Англии и Голландии, "интересы которых уже не могут согласоваться с его (царскими. - Е. Т.) интересами".

Зная, до какой степени царь поглощен мыслью о создании флота, французская дипломатия особенно обращает внимание Петра на следующее соображение: "Англия и Голландия только потому с ним обходились дружески, что они находились в войне с Францией и Испанией. Полагались на шведского короля, который стоял во главе многочисленной армии, и нельзя было предвидеть, что царь может в столь короткое время сделать такие значительные завоевания".

Французские министры и король уже хорошо понимают всю недальновидность своего былого пренебрежительного отношения к России и довольно простодушно извиняются за свое высокомерие: "Если царь жалуется, что мы им пренебрегали и что с его послами плохо обходились во Франции, то ему можно ответить, что Московское государство хорошо узнали только с тех пор, как государь, который теперь там царствует, приобрел своими великими деяниями и своими личными качествами уважение других наций, и что вследствие этой репутации его христианнейшее величество (король Людовик XIV. - Е. Т.) и предлагает ему искренне свою дружбу"{16}.

Следует отметить в этом документе одну очень характерную черту. В Европе уже хорошо поняли, что царь желает (и страстно желает) создания не только военного, но и торгового русского флота, и вот Людовик XIV не преминул обратить внимание на монополистические стремления англичан и голландцев в этой области: "Царь должен желать, чтобы его подданные торговали во всей Европе, а это не может согласоваться с интересами Англии и Голландии, которые желают быть перевозчиками (les voituriers) для всех наций и желают одни производить всю мировую торговлю"{17}. Тут характерно это слово "перевозчики". Еще точнее, пожалуй, было бы перевести его словом "извозчики", так как именно этим насмешливым термином называли тогда голландцев: "морские извозчики" (слово "voituriers" происходит от "voiture", что значит карета).

Франция экономически и дипломатически поддерживала шведов, поддерживала посаженного Карлом XII на польский престол Станислава Лещинского, поддержала бы и Мазепу, если бы Полтава не покончила и с Карлом XII (по крайней мере в Польше и на Украине) и с Мазепой. Поддержки войсками Франция, однако, не дала и дать не могла, во всяком случае пока длилась война за испанское наследство.

Таковы были на первых порах настроения английских и французских правящих кругов, когда в Европе начали серьезно разбираться в значении полного разгрома шведской армии под Полтавой.

Дополним сказанное некоторыми характерными иллюстрациями, касающимися Англии, Голландии, Пруссии, Польши. Мы ограничиваемся тут, в этом кратком очерке, лишь ближайшим временем, не касаясь общих, более отдаленных последствий перелома в Северной войне, происшедшего на берегах Ворсклы и Днепра в последние дни июня 1709 г.

Начнем этот очень краткий обзор с "морских держав".