– Ах, прошу прощения. Я не хотел задеть ваших тонких чувств.
Она резко обернулась. Ну, конечно, капитан не считает ее леди. Она путешествует одна, без сопровождения мужчины, и направляется при этом, бог знает куда…
Капитан слегка подтолкнул ее вперед и сказал:
– Вам пора идти обедать, мисс Воронофф. Дам кормят в первую очередь.
Обед в обществе корабельных «дам» оставил неизгладимое воспоминание в памяти девушки. Запах скотного двора совсем не чувствовался. Или Мария к нему привыкла, или ветер дул в другую сторону, но он был бы благоуханием по сравнению с тем тяжелым духом, которым был насыщен воздух столовой. Аромат пережаренного мяса и подгорелого сала, квашеной капусты и дрянного кофе смешивался с запахом духов, немытого тела и помянутого капитаном Икабодом сортира. Женщины, не отрываясь от еды, любезничали со стюардами или болтали друг с другом. Среди них были совсем молоденькие девочки и не юные уже женщины со следами бурно прожитой жизни. И явные потаскушки, и на вид вполне порядочные, хотя и в том и в другом случае внешность могла быть обманчива. Некоторые – в темных юбках и шелковых кофточках, другие – в безвкусных ярких платьях и шляпках с перьями и цветами. Одной из них, как казалось, было не больше пятнадцати.
Упитанная дама с разноцветием страусовых перьев на голове тоже была здесь, она тыкала вилкой в направлении стюарда и о чем-то шепталась со своей соседкой и смеялась. Соседка Маши, высокая, худощавая женщина лет сильно за тридцать, в сером мешковатом платье, неприязненно кривилась, глядя на толстуху, а потом взяла девушку за локоть и тихо сказала:
– Как вам это нравится? Что за времена – порядочная женщина, отправляясь в путешествие, вынуждена находиться в обществе проституток. Вы ведь не из их компании? – она подозрительно посмотрела на Марию.
– Я? Нет! Я, Мэри… Кроу, еду на прииски к своему жениху.
– Понятно. Я думаю, что нам, порядочным женщинам, следует держаться вместе. Нас мало, а их вон сколько. Меня зовут Епифания, Епифания Никитишна Гурко, я тоже еду к своему мужу, в Сэркл.
– Вы русская?!
Переходя на родной язык, Мария порадовалась – есть тут и их земляки.
Но госпожа Епифания лишь досадливо поморщилась. Похоже, встреча с соотечественницей её не умилила.
– Да, мы – бывшие российские подданные, – сообщила она. – Мы странники, кои ищут свой Ханаан, ибо на родине оказались не ко двору, поскольку хотя и не чинили никому зла и не бунтовали против власти императора всероссийского, но наша вера вызывала ярость у погрязшей во грехе церкви…
И, уловив недоуменный взгляд Марии, уточнила:
– Вы, барышня, слышали что-нибудь о молоканах?
«Что-нибудь» Мария и в самом деле слышала – разговоры о судебных процессах над «сектантами» и сетования тех её подруг, что увлекались либеральными идеями насчет гонений на добрых и невинных верующих.
Пока Епифания говорила, Маша оглядывалась вокруг. Женщины, которые были в столовой, даже внешне делились на два разряда. Одни были одеты в неброские дорожные костюмы и держались скромно, а другие были разодеты в яркие, кричащие наряды. Они беспрестанно хихикали и шептались друг с другом. Внимание Вороновой снова привлекла хохочущая толстуха. Епифания толкнула Марию под локоть и сказала:
– Видите? Это Жаклин Дорсет, как она про себя говорит – вдова полковника из Небраски. На самом деле она хозяйка борделя, «мадам». Везет своих блудниц в северные дома разврата.
Маша с еще большим любопытством посмотрела на толстуху:
– А не скажешь… Такого приличного вида… И очень искренне смеется.
Гурко строго посмотрела на Марию:
– Смеется! Еще бы! Она рада посмеяться над честными женщинами, которые волею судьбы вынуждены быть среди таких, как она, аки дети Израилевы в изгнании!
Время, отведенное на обед для женской половины пассажиров, подходило к концу. Снаружи раздавались недовольные крики мужчин, ожидающих своей очереди. Выходя из столовой, Воронова случайно столкнулась с мадам Жаклин.
– Извиняюсь! Этот чертов корабль так качает, что я каждый раз на кого-нибудь падаю!
– Не беспокойтесь, все в порядке.
Жаклин Дорсет с головы до ног окинула Машу оценивающим взглядом.
– А ты ничего, беби! – резюмировала она. – Миленькая… Жалко, что ты не с нами. А то смотри, я могла бы тебе подыскать хорошее местечко…
Это предложение было сделано таким дружелюбным тоном, что девушка не сочла необходимым оскорбиться.
– Я боюсь, что… – начала она, намереваясь вежливо указать «мадам» на ошибку.
– А ты не бойся. Пусть боятся все эти «порядочные», как, например, та выдра, что сидела с тобой рядом. Плюнь на них на всех. Я видела жизнь и знаю, что говорю.
Передохнув в каюте после еды, Мария отложила книгу и решила прогуляться по палубе. Каюта была очень тесной, и она чувствовала себя как птичка в клетке. Если она немедленно не выйдет на свежий воздух, то задохнется!