Северная звезда

– Так вы получили то, что хотели, Мария Михайловна? Или прикажете называть вас теперь миссис Одинцова?

Печально взглянула на него:

– Да, я теперь госпожа Одинцова.

– Ты счастлива, Маша?

– Да… конечно.

Она отвернулась, чтобы не встречаться с Николаем взглядом.

– Ты лжешь!

Девушка молчала.

– А я говорю, лжешь, маленькая моя. Неужели ты думаешь, что меня так просто обмануть?!

– Какая разница, Коля? – горько вздохнула она.

Блондин взял ее за плечи и развернул к себе. Мария чувствовала, что его голубые глаза напряженно всматриваются прямо в глубину ее души. Покачала головой и пробормотала:

– Видать, такая уж моя судьба…

– Я понимаю.

Мария вдруг рассвирепела:

– И очень хорошо, что понимаешь! Я ведь для этого ехала на проклятую Аляску из России! Чтобы найти Дмитрия и выйти за него замуж.

Николай молча смотрел вдаль, где в небесной синеве терялись вершины гор.

– Да, знаю, Маша. Для этого ты даже наняла меня. А я честно выполнил свою работу.

С минуту помолчал, потом резко добавил:

– Я думаю, тебе следует вернуться в Россию…

– Это зависит от того, что решит мой муж.

– Он – чертов кретин, твой дорогой супруг! – взорвался Устюжанин. – Ты думаешь, я не знаю, что здесь у вас происходит? Этот твой Дмитрий Иванович Одинцов такой же муж тебе, как… как чурбан сосновый! Даже для девок из заведения Китти не секрет, что, кроме своего шурфа, он ничего знать не хочет. Он свихнулся на золоте! Он ничуть не похож на русского – любому янки даст фору.

– Все мужчины одинаково сходят с ума при виде золота. Мой отец был таким же… – Она сглотнула ком в горле. – Даже умирая, думал о том, чтобы его драгоценное дело не развалилось и не пошло по ветру, для чего был готов положить меня в постель к нелюбимому!

– Он был прав, ибо не хотел, чтобы ты осталась нищей! – буркнул блондин.

– Ты тоже, выходит, стал настоящим янки… – вздохнула она…

– Ну, кем же мне быть, если царь продал меня вместе с Аляской, как крепостного? Да и не в этом дело! Машенька, если бы… я никогда бы не променял тебя на золото!

– Не верю… – горько рассмеялась она. – Я никому теперь не верю!

В стремительном, неистовом порыве Николай бросился к ней и с такой силой прижал ее к груди, что она едва могла вздохнуть. Но Мария не стремилась освободиться. Каждое движение его рук говорило больше, чем слова, несло в себе больше чувства, чем поцелуй.

Они стояли, обнявшись, на ковре из диких маков, одаривающих двоих влюбленных благоуханием и свежестью. Ей захотелось навсегда застыть в этом объятии, навечно слиться с Николаем… Но видение исчезло, Устюжанин отстранил ее и тихо сказал:

– Мне пора идти. Джилли уехала из Доусона, так что, если тебе будет нужно найти меня, обращайся в факторию Канадской меховой компании. Я буду объявляться там, в любом случае там можно оставить для меня письмо.

Она почувствовала вдруг, что ее душа разрывается на мелкие кусочки и утопает в непереносимой муке.

– Ник, неужели ты сейчас уйдешь?

– Да. Видит Бог, так надо, Машенька. К тому же твой любезный супруг и так наверняка заинтересуется, где это ты пропадала так долго. Ничего не поделаешь, ты принадлежишь ему, а не мне…

Мужчина протянул руку и коснулся пальцами ее щеки. Потом медленно приблизился. Мария закрыла глаза. Она почти чувствовала тепло его губ, ее сердце затрепетало от близости нежного поцелуя.

Вдруг рука опустилась. Маша открыла глаза и увидела, как Николай, широко шагая, уходит прочь от нее по склону холма. Опустилась на ягель и безутешно разрыдалась.

…В мрачных раздумьях над своей судьбой Одинцова, как зверь в клетке, ходила из угла в угол по своему домику. Все были заняты работой. Её возвращения никто не заметил, кроме Фреда, который приветливо помахал ей рукой.

Перед глазами стоял силуэт уходящего прочь Николая. Видит Бог, как Маша жаждала броситься за ним!

Хотелось обнять, пасть перед ним на колени, закричать: «Не уходи! Возьми меня с собой…»

Но она так и не произнесла этих слов и не тронулась с места. Как бы то ни было, Мария дала обет верности Дмитрию перед Господом… Пусть она никогда не была слишком набожна, но есть по-настоящему святые вещи, шутить над которыми нельзя!

Она делила с ним ложе и, может быть… может, уже носит под сердцем его ребенка.

* * *

В середине мая она последний раз увидела северное сияние.

Стояла, замерев, и не могла оторвать взгляда от неба, которое от края до края прорезали сияющие дуги, мерцающие темно-зеленым светом. Создавалось ощущение фантастическое, нереальное, тем более что все это происходило в полнейшем безмолвии. Легкий ветерок слегка шевелил волосы на голове, отчего казалось, что на неё нисходит какая-то высшая сила, приобщающая к чему-то высокому и надмирному.

Со склона холма раздавались крики Дмитрия и его товарищей, которые, несмотря на вечерний час, не оставляли своих трудов. Они были так погружены в работу, что ничего вокруг не замечали. Она знала, что подобные вещи не имеют для них никакого значения. Единственное сияние, которое могло привлечь их внимание, – это блеск золотого песка на дне корзины с глиной и гравием.

Вдруг услышала голос Фреда: