Северное буги

— А еще, — не открывая глаз, ровным голосом сказала она, — я обожала качели, даже зимой. Когда безветренно, только раскачаешься, и в лицо ветер, и это казалось таким фокусом, только я, качели и ветер, и только я этим всем управляю. Рукавички уже все промокнут, сопли, ноги ледяные, зубы стучат, а кайф такой невообразимый, захватывающий. Ничего не надо, от солнца слепнешь, от ветра задыхаешься, мерзнешь, как цуцик, эх. А потом насморк, конечно. Бегу домой, знаю, что попадет от мамы, и выдумываю, фантазирую всякие небылицы, что стенгазету рисовала или в библиотеке сидела. Мама, естественно, знала все. Любила меня, сразу чаю горячего, грелку в ноги.

Я смотрел на нее, в ее простое без косметики лицо, на эти слегка жидковатые, но длинные и мягкие волосы, и сердце мое сжималось от нежности. И меня вдруг пронзила мысль: «Ну куда, куда я денусь от нее, как я смогу теперь без нее?» Я гладил ее голову, а она рассказывала, рассказывала.

— Иди ко мне, — говорил я и целовал ее, и, забравшись под одеяло, мы раздевались.

— Как ты хочешь?

А она… а я… и так далее.

Так текло наше время в этой полусонной новогодней ловушке.

Глава 8

На пятые сутки наконец-то закончилась метель, и мы увидели перламутровое небо и белую землю. Когда заработали телефоны и за нами приехал жуткий вездеход, мы все вдруг ясно ощутили счастье. Мы бегали по всему дому, собирая свои вещи, и эта радостная суета наполняла нас силами и совершенно невероятной энергией, всю нашу расслабленность словно рукой сняло. Кто-то кому-то крикнул: «Не забудь свою зубную щетку!» — и я, вспомнив о своей, снова вернулся в комнату. И там увидел заплаканную Вику.

— Что ты, жаворонок? Что с тобой?

— Тебе покажется это глупым, — шмыгала носом она, — но это были самые замечательные дни в моей жизни.

— Вика, да все лучшие дни у тебя еще знаешь как впереди! Ну что ты в самом деле, давай я помогу собрать тебе вещи. — Я принялся собирать ее нехитрый гардероб.

— Позвони мне. — Она сказала это так, что у меня екнуло сердце. — Я тебе в сотовом записала свой номер. Ладно? Я так боюсь, что ты меня забудешь. — И она разрыдалась.

Это было выше моих сил. Я принес ей воды, вытер слезы, заверил, что обязательно перезвоню, и мы вместе спустились вниз.

Вымотанные, сытые, растрепанные и пьяные, мы карабкались на зеленое чудовище. В тот момент я чувствовал себя заново рожденным. Моим свежим взглядом можно было выжигать искры, мои наполненные кровью мышцы жаждали подвигов. Вика тоже повеселела, улыбалась и щурилась на солнце. В тот самый счастливый момент, когда замок превратился в едва различимую серую точку, мне позвонили: кто-то опять ошибся номером. Я сказал, что я еду и чтобы ждали меня через десять минут, чтобы без меня даже не дергались. Когда меня спросили, что передать комбату, я ответил, что ситуация под контролем…

Хабаровск расчищался от снежных завалов, вокруг были пробки, ледяные фигуры занесло снегом, все говорило о том, что город приходит в себя после стихии. Нас всех высадили, и вездеход отправился за второй партией гостей. Все принялись ловить такси, прощаясь, обнимались, как родные. Я, Вика, Краснов, Даша, Петя залезли в одно такси, меня должны были высадить на автовокзале. По дороге мы чуть не свели с ума шофера, во все горло распевая «Ой мороз, мороз…». Когда водитель спросил: «Вы что, из леса?», мы громко и нервно расхохотались. На автовокзале мы стали прощаться. Придерживая шапку, Вика вылезла за мной, Краснов хлопнул дверью. Вика смотрела на меня и улыбалась, а потом крепко прижалась ко мне. Было понятно, что она не может ничего сказать, потому что боится расплакаться, это было очень трогательно. Я погладил ее по смешной ушанке, от нее пахло духами и снегом.

— Я приеду, я обязательно к тебе приеду, — шептал я.

Она покивала головой в знак согласия и еще сильнее прижалась ко мне. Я почувствовал, как в моем горле стало тесно.

— Через неделю, в следующую пятницу приеду, — говорил я и гладил ее шапку.

— Не могу представить, что тебя не будет, — едва сдерживаясь, говорила она.

— Не вздумай плакать, я приеду.

Она приблизила свои губы, сливовый после карамельки язык коснулся моего нёба.

— Езжай, тебя ждут, — сказал я после поцелуя.

— Пока.

— Бай.

Я закрыл за ней дверь такси.

На вокзале я купил билет и присел на деревянную скамью в шумном зале ожидания. Оттого что рядом не было Вики, мне было грустно. Я вспомнил, что Марина Дороган, звезда «Европы Плюс» нашего города, советовала радиослушателям избавляться от неприятных мыслей с помощью бокала сухого белого вина, кусочка сыра и шоколада. Ни сухого вина, ни сыра в киосках вокзала не продавали. Я подумал, что шоколад, не подкрепленный двумя этими ингредиентами, вряд ли мне поможет. Напротив меня сидели двое детей лет пяти и играли в дурака, они были в одинаковых шубках и в валенках, отчего-то вспомнился писатель Гайдар. Я стал думать про Чука и Гека.

Мне вдруг вспомнилось, что Аня Морозова нагадала мне «забубенную» встречу в середине пути, но эта мысль отчего-то уже не была мне интересна.