Северное сияние

Холодно, сказал я, хотя было совсем не холодно и я даже не думал об этом. Все во мне восставало против того, чтобы принимать участие в комедии, где я не знаю ни слов, ни жестов. Что бы я ни сказал, все было бы не так. Сказал, что холодно, а это выглядело банальным намеком на то, что надо бы согреться, и совсем не соответствовало создаваемой ее воображением сцене. В конце концов мне пришлось плюнуть на этот проклятый, столь сложно завязанный галстук. Я подошел к стулу, достал из пиджака сигареты и закурил. И тут оказалось, что ее сценарий не столь уж строг и допускает возможность импровизации. Иными словами, она стянула платье с бедер, и оно свободно упало к ногам. Переступив через него, взяла у меня из рук сигарету. Затянулась, бросила окурок на пол и затушила его каблуком. Хотя, может быть, она именно так и задумала весь этот спектакль. Потом взяла мои руки и положила себе на бедра. Мы сели на постель и скинули обувь. Я чувствовал на шее ее прерывистое жаркое дыхание. Неловким движением я стянул с нее комбинацию. Мы быстро сбросили с себя остатки одежды. Я гладил ладонью ее бедра, которые над чулками оказались совсем холодными, а там, выше, где начиналось кружево трусиков, было тепло и мягко, гладил живот и резким движением руки ринулся дальше. Она схватила мою грубую руку и отстранилась. Когда же я настоятельно просунул пальцы между слегка раздвинутыми ногами, туда, где было тепло и влажно, прошептала: не так. Это были единственные слова, которые она произнесла.

Потом я увидел, как она крепко закусила нижнюю губу. Может, опять представляла себе все иначе, однако теперь, видимо, об этом забыла. Больше я ни о чем не думал. Только в самом конце отметил про себя, как это должно быть смешно: я, взъерошенный и нагой, с болтающимся галстуком на шее.

18

Город этот стар, и дома в нем старые. Центр наидревнейшей части приходится на четырехугольную Главную площадь, от которой берут свое начало улицы Старого города: Корошская, Ветринская, Господская. К северу от центра расположились различные конторы и ведомства, новые административные здания, школы, гимназия, жилые дома, окруженные широкими аллеями, садами и парками, которые хорошо ухожены и выглядят особенно привлекательно в предместье — районе загородных вилл, раскиданных среди холмов и виноградников. На юге и востоке, преимущественно в Магдаленском предместье, расположены рабочие районы, фабрики и заводы. В связи с быстрым притоком рабочей силы здесь теперь понастроено множество бараков. Один из таких трущобных районов жители прозвали «Абиссиния».

Если не считать дорогих вилл в парках да нескольких вновь отстроенных жилых домов в центре, то получается, что основная часть населения ютится в старых, плохо содержащихся зданиях. Их владельцы лихоимничают, почти не вкладывая средств в ремонт. У большинства домов старой постройки внутри квадратный двор, где на уровне второго этажа его непременно опоясывает нечто наподобие балкона, или, лучше сказать, галереи. По сути дела это сплошной деревянный коридор, сбитый из досок, потемневших от дождей, пол которого отполирован ногами квартиросъемщиков, из него попадают в квартиры. Окна комнат, таким образом, приходятся на наружную часть дома, то есть выходят на улицу, а двери — на деревянную галерею. Поэтому стоит шагнуть за дверь, как сразу же попадаешь в замкнутый мирок, свой дворик, и это, разумеется, придумано замечательно и умно. Двери, как правило, двойные: внешняя, сплошь дощатая и наглухо запирающаяся на ночь, и внутренняя, деревянная лишь до половины, а наверху застекленная.