Пантелеймон сел и моргнул, потом раздался глухой стук, и человек с сетью, давясь и задыхаясь, упал прямо на Лиру. Она закричала от ужаса: из него хлестала кровь!
Бегущие ноги, кто-то оттаскивает лежащего в сторону и наклоняется над ним; потом чьи-то руки поднимают Лиру, под веревки просовывается нож, они распадаются одна за другой, Лира, плюясь, сбрасывает их и кидается на землю, чтобы обнять Пантелеймона.
Стоя на коленях, она обернулась и посмотрела на освободителей. Трое смуглых мужчин, один вооруженный луком, двое с ножами; когда она повернулась, стрелок перевел дух.
— Ты, Лира?
Знакомый голос, но она не могла вспомнить его, пока он не шагнул вперед и ближайшая лампа не осветила его лицо и деймона-ястреба на его плече. Тогда она увидела. Цыган! Живой оксфордский цыган!
— Тони Коста, — сказал он. — Вспоминаешь? Ты играла с моим братишкой Билли возле лодок в Иерихоне — пока его не украли Жрецы.
— Господи, Пан, мы спасены! — со слезами выдавила она, и тут же вспыхнуло в голове: ведь это их лодку она тогда угнала. А если он вспомнит?
— Пойдем-ка с нами, — сказал он. — Ты одна?
— Да. Я сбежала…
— Ладно, помолчи пока. Тише. Джаксер, оттащи тело в тень. Керим, погляди, нет ли кого.
Лира с трудом поднялась, прижимая кота Пантелеймона к груди. Он извернулся, чтобы посмотреть в сторону, Лира поглядела туда же, поняла, и ей тоже стало любопытно: что происходит с деймонами убитых? Они растворялись — вот что; таяли и уплывали, как частицы дыма, тщетно стараясь удержаться за своих людей. Пантелеймон зажмурил глаза, а Лира опрометью бросилась за Тони Костой.
— Что вы здесь делаете? — спросила она.
— Тихо, девочка. Не буди лиха, оно и так не спит. Поговорим в лодке.
Он провел ее по деревянному мостику к середине бухты. Другие двое бесшумно шли за ними. Тони свернул на деревянный пирс, а оттуда спустился в каял и открыл дверь каюты.
— Заходи. Быстро.
Лира вошла, похлопав по сумке (она не выпустила ее из рук даже под сетью), чтобы убедиться, на месте ли алетиометр. В длинной узкой каюте, при свете фонаря, висевшего на крюке, она увидела могучую толстую женщину с седыми волосами. Женщина сидела за столом с газетой, и Лира узнала в ней мать Билли.
— Кто это? — спросила женщина. — Неужто Лира?
— Она. Ма, надо двигаться. Мы убили двоих на пристани. Думали, они Жрецы, но, наверное, — турецкие торговцы. Они схватили Лиру. Не спрашивай — расскажу, когда отчалим.
— Поди сюда, детка, — сказала Ма Коста. Лира подошла с радостью, но и с опаской, потому что руки у Ма Косты били, как молот, а она теперь точно вспомнила: именно эту лодку они захватили с Роджером и другими ребятами из Колледжа. Но хозяйка лодки взяла Лиру обеими ладонями за щеки, а ее деймон, большая серая собака, похожая на волка, наклонился и лизнул Пантелеймона — кота в темя. Потом Ма Коста обняла Лиру своими толстыми руками и прижала к груди.
— Не знаю, что ты тут делала, но вид у тебя усталый. Сейчас волью в тебя чего-нибудь горячего, а потом ложись на кровать Билли. Присаживайся, детка.
Похоже было, что пиратство прощено или, по крайней мере, забыто. Лира села на обитую скамью перед чисто вымытым сосновым столом, и в это время лодку затряс басовитый рокот газолинового мотора.
— Куда мы плывем? — спросила Лира.
Ма Коста поставила кастрюлю с молоком на железную печку и скребла по колоснику, чтобы посильнее развести огонь.
— Плывем отсюда. Не разговаривай. Поговорим утром.
И не сказала больше ни слова: дала Лире чашку горячего молока, поднялась на палубу, когда лодка пришла в движение, пошепталась с мужчинами. Лира пила молоко, и, приподняв шторку, смотрела, как проплывают мимо темные пирсы. Через две минуты она уже крепко спала.
Лира проснулась на узкой койке под уютный шум мотора, ворчавшего где-то внизу. Села, ударилась головой, выругалась, пощупала вокруг себя и выпрямилась, на этот раз осторожнее. В жидком сером свете разглядела три койки, пустые и аккуратно заправленные — одну под своей, две другие напротив. Обнаружила, что на ней только рубашка, а платье и волчья шуба сложены в ногах койки вместе с сумкой. Алетиометр был на месте. Она быстро оделась, вышла за дверь и очутилась в теплой части каюты, где стояла печка. За окнами по обоим бортам клубился туман, иногда в нем возникали темные очертания — то ли домов, то ли деревьев.
Она не успела выйти на палубу: наружная дверь открылась, и в каюту спустилась Ма Коста в старом твидовом пальто, покрытом изморосью, словно тысячами крохотных жемчужин.
— Выспалась? — сказала она, потянувшись за сковородкой. — Теперь сядь в стороне, а я приготовлю тебе завтрак. Не стой тут, места мало.
— Где мы? — спросила Лира.
— В Большом Узловом канале. Не высовывайся отсюда. Чтобы я тебя не видела на палубе. Дела нехорошие.
Она кинула в сковородку два ломтика бекона и разбила над ними яйцо.
— А что нехорошего?
— Ничего, как-нибудь справимся, если не будешь высовываться.