— Ничто не удержит мою руку, Маргарет, кроме здравого суждения. Если я остановлю мою руку на Севере, то только для того, чтобы сильнее ударить на Юге. Ударить на день раньше — так же плохо, как ударить мимо. Да, в твоих словах много справедливой страсти. Но если вы поддадитесь страсти, друзья, вы сделаете то, от чего я вас всегда предостерегал: удовлетворение своих чувств поставите выше дела, к которому вы призваны. Наше дело — прежде всего спасти, а потом наказывать. Не идти на поводу у злых чувств. Наши чувства не имеют значения. Если мы спасем детей, но не сможем наказать Жрецов, главную задачу мы все равно выполним. Но если мы вознамеримся раньше всего наказать Жрецов и из-за этого лишимся возможности спасти детей, тогда мы проиграли.
Но будь уверена, Маргарет. Когда настанет время возмездия, мы нанесем такой удар, что сердца их дрогнут и наполнятся страхом. Мы ударим так, что лишим их силы. Они будут сломлены, повержены и раздавлены, разбиты и разорваны на тысячи кусков и развеяны по всем четырем ветрам. Мой молот жаждет крови, друзья. Он не пробовал крови с тех пор, как я сразил тартарского главаря в степях Казахстана; он висит в моей лодке и видит сны; но он чует запах крови в ветре с Севера. Он говорил со мной вчера ночью и поведал о своей жажде, и я сказал: скоро, друг, скоро. Маргарет, у тебя может быть тысяча причин для волнений, об одном не волнуйся: сердце Джона Фаа не размякнет, когда настанет пора нанести удар. А пора настанет, когда скажет разум. Не страсть. Кто-нибудь еще хочет высказаться? Говорите.
Но никто не хотел, и тогда Джон Фаа взял колокольчик, поднял над головой и с силой затряс, так что весь зал наполнился звоном и отозвались на него даже балки и стропила.
Потом вместе с главами семей он ушел с помоста в совещательную комнату. Лира была слегка разочарована. Что же, ее туда не позовут? Тони только рассмеялся.
— Им надо выработать план, — сказал он. — Ты свое дело сделала. Теперь дело за Джоном Фаа и советом.
— Но я ничего еще не сделала! — сказала Лира, неохотно выйдя за остальными из зала и шагая по булыжной дороге к пристани. — Ничего не сделала — сбежала от миссис Колтер, и все! Это только начало. Я хочу поехать на Север!
— Послушай, — сказал Тони, — я привезу тебе бивень моржа, вот что.
Лира дулась. Пантелеймон же строил обезьяньи гримасы деймону Тони, а тот с отвращением закрывал желтые глаза. Лира побрела на пирс и со своими новыми приятелями стала спускать на бечевках к черной воде фонари — приманивать медленно плававших вокруг пучеглазых рыб, а потом тыкать в них заточенными палками и раз за разом промахиваться. Но мысли ее были заняты Джоном Фаа и совещательной комнатой; вскоре она оставила ребят и вернулась по мощеной дороге к Заалю. В окне совещательной комнаты горел свет. Заглянуть в него было нельзя — оно находилось слишком высоко, но невнятные голоса оттуда доносились.
Тогда она подошла к двери и пять раз громко стукнула. Голоса смолкли, скрежетнуло отодвинутое кресло, дверь открылась, и на мокрые ступеньки упал теплый свет гарной лампы.
— Да? — спросил человек, открывший дверь.
Позади него Лира увидела людей за столом, аккуратно составленные сумки с золотом, бумаги и ручки, стаканы и кувшин с можжевеловой.
— Я хочу поехать на Север, — сказала Лира так, чтобы все услышали. — Я тоже хочу спасать детей. Для того и сбежала от миссис Колтер. И еще до этого хотела спасать моего друга Роджера, кухонного мальчика из Иордана. Я хочу поехать и помогать вам. Я знаю штурманское дело, могу делать магнитные измерения на Авроре, я знаю, какие части медведя можно есть, и еще много всякого полезного. Вы пожалеете, если приедете туда и окажется, что я вам нужна, а вы меня не взяли. Ведь сказала вам женщина, что могут понадобиться женщины для разных ролей — так могут и дети понадобиться. Вы же еще не знаете. Поэтому вы должны взять меня, лорд Фаа, извините, что помешала вашему разговору.
Она уже стояла в комнате, все мужчины и их деймоны смотрели на нее, кто весело, кто с раздражением, а она не сводила глаз с Джона Фаа. Пантелеймон сидел у нее на руках, и его кошачьи глаза горели зеленым огнем. Джон Фаа сказал:
— Лира, не может быть и речи о том, чтобы подвергнуть тебя опасности, так что не морочь себе голову, детка. Оставайся здесь, помогай Ма Косте да прячься получше. Больше ничего от тебя не требуется.
— Но я учусь понимать алетиометр. С каждым днем он становится понятней! Он вам понадобится обязательно!
Джон Фаа покачал головой:
— Нет. Я знаю, тебе очень хочется на Север, но, думаю, даже миссис Колтер не собиралась тебя взять. Если хочешь увидеть Север, тебе придется подождать, пока не кончатся все неприятности. А теперь ступай.
Пантелеймон зашипел, но деймон Джона Фаа снялся со спинки кресла и подлетел к ним, хлопая черными крыльями — не грозно, а напоминая о хороших манерах. Лира повернулась на пятках, когда ворона скользнула над ее головой, а потом снова повернулась к Джону Фаа. Дверь захлопнулась перед ней с решительным щелчком.