Северное сияние

– Пойдем теперь в совещательную комнату и поговорим, – сказал Джон Фаа. – Коста тебя как следует кормят?

– Да-а. На ужин мы ели угрей.

– Хороших местных угрей, я надеюсь?

Совещательная комната была уютным местом – с большим камином, буфетами, уставленными серебряной и фаянсовой посудой, и тяжелым темным столом, отполированным за много лет; вокруг него стояло двенадцать кресел.

Остальные люди с помоста ушли, а трясущийся старик остался. Джон Фаа помог ему сесть за стол.

– Ну-ка, сядь справа от меня, – сказал он Лире, а сам занял место во главе стола. Лира оказалась лицом к лицу с Фардером Корамом. Похожее на череп лицо старика и постоянная дрожь немного пугали Лиру. Его деймон, красивый крупный кот цвета осенней листвы, прошелся по столу, подняв хвост, любезно осмотрел Пантелеймона, коснулся носом его носа и уселся на коленях у Фардера Корама, после чего прикрыл глаза и тихо замурлыкал.

Женщина, которую Лира прежде не заметила, вышла из сумрака со стаканами на подносе, поставила его перед Джоном Фаа, сделала реверанс и исчезла. Джон Фаа налил себе и Фардеру Кораму можжевеловой из глиняного кувшина, а Лире – вина.

– Итак, ты убежала, Лира.

– Да.

– А кто была дама, от которой ты убежала?

– Ее звали миссис Колтер. Я думала, она хорошая, но оказалось, что она из Жрецов. Там кто-то говорил, кто такие Жрецы – они называются Жертвенный Центр, и она там главная, она его придумала. У них какой-то план, не знаю какой, они хотели, чтобы я помогала им добывать детей, только они не знали…

– Чего они не знали?

– Ну, во-первых, не знали, что я знала украденных ребят. Роджера, кухонного мальчика из Иордана, он мой друг, Билли Косту и девочку с Крытого рынка в Оксфорде. И еще… Мой дядя – лорд Азриэл. Я слышала, как они разговаривали о его путешествиях на Север, и думаю, со Жрецами он ничего общего не имеет. Потому что я подглядывала за Магистром и Учеными Иордана, так? Спряталась в Комнате Отдыха – а туда никому, кроме них, входить нельзя – и слышала, как лорд Азриэл рассказывал им про свою экспедицию на Север, и он видел Пыль и привез голову Станислауса Груммана, в ней тартары сделали дырку. А теперь Жрецы где-то заперли его. Его сторожат бронированные медведи. И я хочу его освободить.

Маленькая на фоне высокой резной спинки кресла, она смотрела на них упрямо и гневно. Старики не могли удержаться от улыбки, но, если улыбка Фардера Корама была неопределенной, задумчивой, трепетной, словно солнечный свет, пробивающийся сквозь листву в ветреный день, то у Джона Фаа – спокойной, открытой и теплой.

– Ты все-таки припомни подробнее, о чем говорил тогда твой дядя, – попросил Джон Фаа. – Ничего не упусти. Расскажи нам все.

Лира стала рассказывать – и подробнее, чем семье Коста, и честнее. Ее пугал Джон Фаа, и больше всего пугала его доброта. Когда она кончила, в первый раз заговорил Фардер Корам. Голос его, глубокий и музыкальный, был богат интонациями так же, как богат тонами был мех его деймона.

– Эту Пыль, – сказал он, – они называли ее еще как-нибудь по-другому?

– Нет. Просто Пыль. Миссис Колтер сказала мне, что это такое, – элементарные частицы, но по-другому никак не называла.

– И они думают, что, делая какие-то опыты с детьми, могут больше узнать о ней?

– Да. Только не знаю что. Правда, дядя… Вот что я забыла сказать. Когда он показывал им снимки через фонарь, у него там был еще один. Там была Врора…

– Что? – сказал Джон Фаа.

– Аврора, – сказал Фардер Корам. – Верно, Лира?

– Да, она. И в огнях Авроры был вроде город. Башни, церкви, купола и всякое такое. Немного похоже на Оксфорд, так мне показалось. И дяде Азриэлу, по-моему, это было интересней, а Магистру и другим Ученым интересней была Пыль – и миссис Колтер тоже, и лорду Бореалу, и другим.

– Понимаю, – сказал Фардер Корам. – Это очень интересно.

– Слушай, Лира, – сказал Джон Фаа, – я тебе кое-что скажу. Фардер Корам – мудрый человек. Видящий. Он следил за всем, что происходило вокруг Пыли, за Жрецами, за лордом Азриэлом и всем остальным, и он следил за тобой. Всякий раз, когда Коста и несколько других семей бывали в Оксфорде, они возвращались с кое-какими новостями. И о тебе, дитя. Тебе это известно?

Лира помотала головой. Ей становилось страшно. Пантелеймон издавал глухое рычание, которого не было слышно, но она ощущала его кончиками пальцев, зарывшихся в мех.

– Да-да, – сказал Джон Фаа. – Обо всех твоих проделках Фардер Корам здесь знал.

Лира не удержалась:

– Мы ее не попортили! Честно! Только чуть-чуть запачкали грязью! И уплыли недалеко…

– О чем ты, дитя? – сказал Джон Фаа.

Фардер Корам рассмеялся. В эту минуту он перестал дрожать, лицо его сделалось молодым и веселым.

А Лира не смеялась. У нее дрожали губы.

– И если бы мы нашли затычку, мы бы ее не выдернули! Это была шутка. Мы не собирались ее топить!

Тут рассмеялся и Джон Фаа. Он так хлопнул широкой ладонью по столу, что зазвенели стаканы; его могучие плечи затряслись, и он стал вытирать слезы. Лира никогда не видала такого зрелища, никогда не слыхала такого оглушительного хохота – казалось, что хохотала гора.