А еще хорошо помню, как отправил Василия в отель Гранд-Бальмонт с безжизненной Шиманской на руках и дал указание сидеть и ждать меня. Он мог тогда смыться. Если по уму, на его месте я сам бы так и поступил. Потому что мое тогдашнее обещание о том, что скоро прибудет помощь, было еще той оптимистичной импровизацией. Василий же мне получается в тот момент доверился и дисциплинированно дождался тех, кто пришел за ним и за Шиманской.
— Василий, у тебя остались родственники в Высоком Граде?
— Нет, — покачал головой он.
— Как так? — невольно удивился я данному факту.
— Я один, — произнес Василий, и даже как-то подбородок чуть вскинул. Жилка на его виске при этом забилась еще сильнее.
Надо отдать должное, он с честью выдержал мой вопросительный взгляд. Сомнения у меня были нешуточные — все же черный подросток в черном гетто Южных без родственников, это из разряда нереального. Так просто не бывает: даже с уровнем преступности всех детей и родственников в стандартной семье черного гетто нереально истребить.
Вместо пояснения Василий достал из-за пазухи свернутую бумажку и развернув ее, протянул мне. Я взял в руки глянцевую распечатку обложки журнала «Le monde» за 2006 год. Во французском не силен, но фото говорящее — в полосе прибоя сидит одинокий плачущий черный ребенок, не старше трех-четырех, на котором из одежды только ярко-оранжевый спасательный жилет; а вокруг ребенка стая репортеров, которые снимают его с разных ракурсов.
— Моя лодка утонула, — просто пояснил Василий.
Теперь становилось ясно. И попал он в протекторат значит не с малых лет, а вероятно не пройдя социализацию во Франции. Судя по названию газеты, именно к лазурному берегу прибило тогда Васю, выжившего в кораблекрушении. И теперь понятно и столь низкое положение Василия в стайке скаутов-шестерок, и его решение остаться и попробовать подождать меня в гостинице, когда вместе с безжизненной Шиманской он остался наедине с неизвестностью и моими обещаниями. Данными в условиях, когда в их ценность поверить довольно сложно.
И сейчас Василий, который доверил мне свою жизнь, хочет принести мне клятву верности. Над этим, и не только над этим, я глубоко задумался.
В протекторате, после участия в школьном ивенте, меня доставали из особняка адвокатской конторы Линклейтерс бойцы Армии Конфедерации из отряда штабс-капитана Измайлова. Из Высокого Града во время приключений с Шиманской я уходил с помощью польских праворадикальных боевиков из Свободы, нанятых Фридманом. В Петербурге мою эвакуацию обеспечивали телохранители Ольги из гвардии Мекленбургов. Во время атаки демонов на усадьбу нас спасали персидские казаки и ахтырские гусары, которых привел Валера. На арене нижнего мира умирали гуркхи, которые шли за Самантой Дуглас. На арене гимназии, гарантируя отсутствие ненужного интереса к происходящему, первыми появились черные гусары.
Практически во всех знаковых событиях если не точку, то запятую ставили пусть и не большие батальоны, но организованные группы умелых бойцов. Которых у меня не было, за исключением Ады и Иры. Да, волею судьбы (или проще сказать Астерота) мои спутники — специалисты экстра-класса. Но каким бы не был сильным отдельно взятый боец, даже одаренный, в споре одиночки с мотострелковой ротой я бы поставил на успех мотострелковой роты.
И это значит что? Правильно, надо вспомнить о том, что я вообще-то варлорд и у меня есть возможность набирать себе отряд.
Возможность есть, вот только с бюджетами под это дело непросто — деньги, которые достались мне премией за участие в школьном ивенте, а также трофеи из сейфа Мюллера понемногу таяли. Содержание усадьбы с персоналом удовольствие дорогое, да и троица наемников дело совсем недешевое. Зоряна и Гекдениз сами насчет оплаты не заикались, но никто в здравом уме не будет работать на совесть за одну идею. Долгое время, по крайней мере. Поэтому у обоих также были оклады, пусть пока и не такие большие как у индианок и танцора.
Брать кредит как вариант я пока даже не рассматривал. Активы рода Юсуповых-Штейнберг, которые частью принадлежат мне по завещанию, тоже пока дело эфемерное. Для того чтобы что-то заиметь с той стороны мне нужно признать себя Алексеем Петровичем, что пока не совсем хочется. И со всеми догадками вообще не факт, что я на самом деле Алексей Петрович. Да и вопрос — сохранится ли у рода Юсуповых-Штейнберг что-то на балансе в ближайшее время, не сгорит ли в огне гражданской войны?
Самый лучший вариант в этом во всем был бы, конечно, ранее обсуждаемый с Анной Николаевной — просто забрать деньгами и забыть о завещании Петра Алексеевича. Самый лучший, но мне никак не подходящий. Этот мой поступок, если удобно интерпретировать, в будущем может серьезно подпортить мне жизнь, поставив кляксу на репутации. Потому что обвинение «испугался трудностей и сбежал» по умолчанию требует оправданий. А если оправдываешься, уже становишься в невыгодную позицию. Без оправданий в таком случае тоже не получится, так что везде вилы.