Северное Сияние. Том 1

За спиной в чем-то проштрафившегося парня выстроились все остальные семь человек из персонала усадьбы. Прямой необходимости в них у меня никакой не было — с их функционалом вполне могла справиться автоматика. Но законы Российской Конфедерации, которым я подчинялся как владеющий и владетельный одаренный, обязывали меня нанимать живых людей на работу, выбирая квоту согласно площади владения.

Со всеми из недавно принятых людей я проводил краткие собеседования, и иллюзий никаких не питал. Профессиональные работники никогда на дороге не валяются, тем более в таком количестве, поэтому собирать персонал, даже восемь человек, пришлось буквально со всей Конфедерации. Это в поместье Юсуповых-Штейнберг уже сложилась целая каста профессиональных работников, держащихся за свое место и даже передающих его по наследству, здесь же Зоряне еще предстоит много забот, пока подберется достойный коллектив.

В прошлой жизни мне довелось провести сотни собеседований, и я был уверен, что в ближайший год из всех восьмерых останется хорошо если половина, а через пару лет коллектив может и вовсе полностью смениться, прежде чем станет отлаженным механизмом или даже в некотором роде семьей. Об этом я давно предупредил Зоряну, которая не сразу нашла общий язык с нанятым персоналом — настолько мировоззрение граждан Конфедерации отличалось от восприятия жизни людьми в протекторатах.

— Ты не в социальном приюте псковской богадельни, Адольф! — продолжала между тем негромким, но очень внушительным голосом отчитывать Зоряна румяного громилу. — Если у тебя память как у воробушка, залетело-вылетело, записывай на бумажку и носи с собой. Лучше тупой карандаш, чем острая память, ты согласен?

— Зоряна Сергеевна, вы не имеете права… — подняв взгляд, розовощекий Адольф начал было говорить, но запнулся на полуслове, когда девушка посмотрела на него с прищуром.

— Что? — перебив его, вкрадчиво поинтересовалась Зоряна.

— Вы не имеете права меня оскорблять, — собравшись с силами, расправил плечи и заявил ей парень.

Зоряна некоторое время молча смотрела на него, с интересом изучая. Я по-прежнему сохранял молчание и старался не привлекать к себе внимания, ожидая чем закончится представление. В Зоряне, если честно, не сомневался — был уверен в том, что она сейчас поставит Адольфа на место.

Общаясь здесь с избалованными благополучием людьми, я уже давно заметил, что жизнь без стрессов, с гарантированным доступом к благам прогресса и безбедному, комфортному существованию, способствовала появлению уже третьего по счету поколения… наверное, вечных детей — верящих в добрый, вечный и всегда справедливый мир.

Нечто подобное существовало и у меня дома — помню атмосферную и весьма точную заметку знаменитого русскоязычного блогера, едва не убитого в азербайджанской тюрьме, где он описывал свои впечатление от общения со сверстниками из Европы и Америки. Говоря о том, что несмотря на взрослую внешность, зрелые по годам европейцы тридцати-тридцати пяти лет в некоторых моментах уровнем развития соответствуют несовершеннолетнему подростку постсоветского пространства. И для удобства общения с этими людьми просто нужно отнимать от их возраста лет пятнадцать-двадцать, и тогда можно общаться без возникающего когнитивного диссонанса. А иногда не просто делать скидку на возраст, а включать «режим любви к детям» — настолько выросшие в тепличных условиях люди наивны и инфантильны.

В этом мире несоответствие физиологического и личностного развития граждан благополучного первого мира для меня оказалось заметно гораздо более сильно, чем дома. Молодежь здесь росла в любви и заботе со стороны государства, без уличных разборок и даже опасных развлечений. Здесь не существовало различных пограничных с уголовным правом течений, по типу околофутбола или нелегальных уличных гонок.

Для достижения подобного результата еще в начальной школе потоки учеников рассекали — всех, кто имел в психоматрице ярко выраженную авантюрную жилку, как будто невзначай отправлялись в сторону военизированных классов, и далее они существовали ближе к армии — уважение к которой здесь культивировалось весьма серьезно. И по итогам точечной, индивидуальной политики воспитания, весь пограничный и протестный дух молодежи направленно уходил либо в сторону красивых картинок с пунктов вербовки, либо в спорт, в том числе кровавый — по типу той же городской охоты, сверхпопулярной во всем мире вне зависимости от благополучия и развития страны или территории.

Те же, кто выбирал спокойное русло течения жизни, оказывались в ограниченных рамках золотой клетки, вместо окон которой были экраны мониторов с жестко цензурируемыми новостями. Эдакий Солнечный город, где веселые и неконфликтные люди день за днем отмечают очередной день рукавичек. Или круизный лайнер, идущий по незнающему штормов заливу, с красивыми декорациями по берегам.