Северные амуры

Трясущейся рукой принял он от Азамата конверт, беспомощно опустился тут же на крыльце на ступеньку и потребовал, чтобы немедленно отыскали сына.

— Видишь! — торжествовал Азамат. — А ты меня обижаешь, мол, бестолковый!

Вышел запыхавшийся Кахым, долго, бережно распечатывал пакет, сперва прочитал про себя, шевеля губами, а затем вслух, твердо чеканя русские слова, и просиял, прижав приказ Волконского к груди, подпрыгнул от радости, как мальчик:

— Атай! Это приказ генерал-губернатора!.. Меня посылают учиться.

— А я что говорю! — подхватил Азамат. — В Оренбурге все про приказ знают. И башкиры, и русские рады за Кахыма.

Ильмурза совсем обмяк, силился осадить нахального Азамата, но лишь жалко улыбался и наконец пролепетал:

— Улым, оставайся!.. Заклинаю Аллахом! Я припаду с нижайшей просьбой к коленям его сиятельства, он сжалится над моими сединами и не разлучит сына с отцом. Единственного сына! Старший погиб на фронте, хоть младшего бы спасли.

Кахым испугался:

— Не губи, атай! Я же сам просил князя Сергея послать меня учиться! Раз в жизни выпадает башкирскому парню такая удача. Это же счастье неслыханное — учиться. Полковником стану, а отличусь на войне — и генералом!

— Убьют тебя на войне, — с безнадежной тоскою сказал старик. — А здесь не убьют, и станешь майором. Хе, башкирскому джигиту стать майором — достойно.

— А башкиры не люди, что ли?

— Люди-то мы люди, да ведь окрестят тебя там, обязательно окрестят, — вздохнул Ильмурза и вдруг перевел взгляд на Азамата, затопал ногами, зарычал: — Вон со двора! За верную службу спасибо, и — марш!..

С Азамата мудрено было сбить спесь:

— Из спасибо тулуп не сошьешь, агай! Выполни мою просьбу.

— Аллах всемилостивый, не сегодня же! — застонал Ильмурза и выразительно показал на Кахыма. — Приходи на неделе, поговорим.

— Если обещаешь, то обожду, — согласился Азамат с неожиданным добродушием.

Едва калитка за ним захлопнулась, Кахым спросил:

— Чего это он хочет?

— Окончательно обнаглел!.. Хочет, видишь ли, чтобы я назначил его пятидесятником и отдал за него вдобавок Танзил ю!..

Сердце Кахыма екнуло, выровнялось и забилось часточасто.

— Кем его назначить и куда назначить — твое право старшины юрта, но если Танзиля-енгэй ему по душе, отдай! — нарочито безразличным тоном сказал он.

— И впустить этого разбойника в нашу семью?.. Да? Скорее я сам… — Он понизил голос и сообщил таинственно: — Если хочешь знать, Танзиля словно рехнулась. Что Азамат? И от тебя отреклась. Рассердилась, глаза горят… «Не нужны мне никакие мужья! А кайнеш — брат родной. Останусь вашей дочерью».

Кахым возблагодарил великодушие Танзили и в то же время почувствовал горечь утраты.

— Значит, пусть живет пока по своему разумению, — сказал он задумчиво.

— И мать так же говорит. Обычай обычаем, а насильно отдавать сноху замуж не положено. Сын, может, ты сам уговоришь Танзилю? Сговорились бы без калыма…

«Для тебя самое главное — деньги из дома на калым не выпускать!»

— И свадьбу бы сыграли без проволочки! — Отец построжал и заговорил властно: — Пока не женишься, Петербурга тебе не видать как своих ушей. Не отпущу!.. Не отпущу!.. — Он заколотил кулаком по своей коленке. — Не отпущу, заруби себе на носу.

— Отец, у меня есть девушка на примете. Посылай сватов к ее отцу.

— Во всей округе нет достойной тебя и… меня девушки! — Ильмурза описал рукою плавный круг над головою.

— А Танзиля-енгэй?

— Танзиля — своя, она сноха, она вдова твоего брата, — терпеливо объяснял Ильмурза.

Но о калыме на этот раз отец умолчал.

— Не прикажешь ли послать сватов к дочери начальника кантона? — с нескрываемой издевкой спросил Ильмурза.

— К дочери не посылай, а к его падчерице Сафие шли сегодня же! — пылко воскликнул Кахым.

— Ты ее знаешь?

— И знаю, и люблю!

Ильмурза, поглаживая бороденку, тянул глубокомысленно:

— Да-а-а… Дела-а-а… Должности Бурангула и старшины юрта несходные. Да-а-а… А впрочем? Я богатею год от года, ты учишься в Петербурге… Да-а-а… С помощью Буранбая, с благоволения Аллаха… Седлай коня, скачи на кордон к Буранбаю за советом.

— Да он еще не вернулся.

— Значит, подождешь на заставе! — К Ильмурзе вернулось самообладание. — Иди не рассуждай, много воли взял!.. Велел отец ехать — скачи во весь опор.

— Куда ты сына посылаешь, атахы? — спросила Сажида, выходя на крыльцо.

— Пока не спрашивай, придет время — скажу. И знай свои женские дела, эсэхе.

Привыкшая к повиновению Сажида вздохнула и бесшумно удалилась в свои покои.

19

Вечером Кахым на резвом скакуне пустился в дальний путь, ночевал на хуторе у знакомого башкира, а на рассвете снова взлетел в седло. К полудню добрался до Сарыкской крепости, спросил казаков, где живет начальник дистанции. Те подозрительно взглянули на башкира, — хотя по-русски говорит чисто, да мало ли что бывает… Граница есть граница. И послали к уряднику. Урядник тоже досконально расспросил всадника — кто и что, оказалось, что в ауле Ельмердек он бывал, старшину юрта, почтенного Ильмурзу встречал.

— Кахым? Ну будем знакомы… Эй, Гаврила, Гаврилу шка, проводи джигита к есаулу Буранбаю Кутусову.