— Да я и не обижаюсь, — искренне сказал Буранбай и, подумав, добавил: — Надо было сразу назначить меня войсковым старшиной. Новобранцам, между прочим, я прежний корбаши.
Лачин пожал плечами:
— Я не возражаю.
— Как бы мне повидать Юлбарыса? Жена его сына родила, аульчане из пополнения сказали. Хочу его обрадовать.
— Ну скоро вы Бикбулатова не встретите. Второй башкирский полк передан кавалерийской дивизии и ушел в Белоруссию. А к нам прибыл Первый тептярский[32]
полк под командой шеф-майора Тимерова. Слыхали о нем?— Да, оренбургский губернатор князь Волконский похвально о нем отзывался.
— Видите, и он бывалый воин!.. — Майор помедлил. — В штабе корпуса приказали быть начеку.
— Простите, но вы чего-то не договариваете, — недовольно сказал Буранбай. — Не доверяете?.. Начнется новая война с Наполеоном?
— Я вам вполне доверяю. И ценю, — твердо сказал майор. — А начнется ли война, когда начнется, не знаю. Этого и атаман Платов не знает. Мы же должны быть готовы ко всяким неожиданностям. — Он встал в знак того, что беседа окончена. — Спокойной ночи, старшина!
— Спокойной ночи, Иван Владимирович!
Он проводил командира до его квартиры, постоял с минуту под звездным небом, затем прошел в избу, где устроился вместе с муллой Карагошем, лег, но долго не мог уснуть, ворочался. Неужели начнется война?.. Молодые парни погибнут, молодые!.. Что за алчный, что за ненасытный этот Наполеон — захватил всю Европу и позарился теперь на Россию! Ну, русский безбрежный пирог ему не проглотить, подавится. А молодые погибнут, вот горе…
4
Атаман Платов развернул корпус по Неману.
В полках шли неустанные учебные занятия, атаман сам следил за обучением казаков, башкир, тептярей, калмыков военному делу, прилежных, сноровистых — поощрял, ленивых, нерасторопных — бранил. Прибыл Платов и в Первый башкирский полк, велел провести стрельбы. Джигиты на полном скаку вонзали стрелы в мишени, воздух словно гудел от звонких струн, вскоре мишени почернели от метких попаданий, словно облепленные пчелами.
— Молодцы! — умилился атаман. — В самое яблочко! Несдобровать недругам от башкирских стрел! Поглядим-ка теперь, как деретесь в ближнем бою.
Джигиты разделились на два отряда, один — под командой майора Лачина, другой — под началом Буранбая, и понеслись лавой, пригнувшись к шеям скакунов. Звенели сабли о щиты, свистели брошенные могучей рукою копья, всадники «рубились» умело, но с опаской, чтоб не поранить друг друга. Платову особенно понравилась выучка лошадей — то неслись, буквально расстилаясь по-лисьи над землею, то замирали как вкопанные, давая возможность наезднику приноровиться и нанести удар.
— Хор-р-р-ошо!.. — Атаман воинственно пошевелил усами. — Изрубим наполеоновских вояк в капусту! Пускай только сунутся!
А уезжая из полка, Платов приказал майору Лачину и Буранбаю усилить наблюдение за западным берегом Немана, особенно по ночам и на рассвете.
— Значит, все-таки дело идет к войне… — не выдержал Буранбай, но тотчас спохватился: — Извините, ваше превосходительство…
Атаман сперва насупился, но затем отошел:
— Пока неизвестно… Но велено нам порох сухим держать! — задумчиво произнес он и, вдруг оживившись, добавил: — Ну, а «северным амурам» — стрелы острить!
Сказав это, Платов поднял плетку, и чуткий конь сразу пошел наметом.
Вечером Лачин посоветовал Буранбаю проверить караулы и посты наблюдателей.
Услышавший приказ мулла Карагош попросил командира:
— Разрешите и мне с есаулом поехать.
— Езжайте, но чалму снимите.
— Зачем?
Майор был удивлен и раздосадован такой наивностью:
— Да потому, святой отец, что белую чалму с того берега французы заметят!..
— А-а-а…
В сумерках Буранбай и мулла верхами поехали к реке. Ночь стояла светло-серая, на горизонте сияли серебристые полосы, и по небу тоже плыли серебристого оттенка облака.
«Летние ночи короткие», — вздохнул Буранбай.
Наблюдатели и караульные говорили, что на противоположном берегу багровеют костры, ночь от ночи все гуще, все плотнее, скрипят телеги, по камням грохочут кованые колеса пушек, ржут лошади.
— Заметно, как стволы ружей сверкают, — сказал часовой.
— Топоры стучат — видно, плоты ладят, — добавил другой джигит.
— А на участке тептярей?
— Заезжал недавно Имсаров, начальник конного разъезда, говорит, что их командир шеф-майор Тимеров уже послал вестового в штаб генерала Тучкова со срочным донесением, дескать, французы готовят переправу.
— Вернемся и мы поскорее, — сказал Буранбай мулле.
Отъезжая, он бросил тоскливый взгляд на реку, плавно, бесшумно несущую сильные, словно выпуклые воды, по которым ходили зыбкие тени. «Красивая!.. До чего похожа на нашу Агидель. Счастливо бы жили люди, если бы навсегда прекратились войны!»
И, словно подслушав его размышления, мулла горестно завздыхал:
— Каждодневно творю молитву о даровании Аллахом вечного мира людям.
— А православные творят молитву своему Богу… И не помогает! — невесело улыбнулся Буранбай.