Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII–XIII вв. Том 1

Можно предположить, что план Александра напоминал действия отца 8 лет назад. После вступления в земли Дерптского епископа часть полков была отправлена грабить и жечь окрестные села («в зажитье») — летопись даже говорит, что были распущены «все» полки. В ЛРХ сообщается о том же:

«В Дорпате стало известно,
Что пришел король Александр
С войском в землю братьев,
Чиня грабежи и пожары.
Епископ без внимания этого не оставил.
Мужам епископства он срочно велел
Поспешить к войску братьев,
Чтобы против русских сражаться»[1075]

.

Казалось бы, уловка русских опять удалась. Немцы кинулись громить интервентов. Однако автор ЛРХ, все же, представляет дело не так буквально: когда «русские из Суздаля» вторглись «в землю братьев», то первыми, «быстро вооружившись, оказали им сопротивление» братья-рыцари, а уже потом Дерптский епископ, узнав про грабежи, послал своих «мужей» присоединиться к «войску братьев»[1076]. Выходит отряд орденских братьев выступил заметно раньше «мужей епископства», то есть еще до того, как русские войска были распущены в «зажитье». Вполне возможно, что Орден объявил мобилизацию вскоре после того, как князь Александр вторгся в их владения — то есть в Псковскую землю — «и зля вси пути». Епископ же, обладавший заметно меньшими военными возможностями, решился на полевое сражение только после того, как к нему прибыло орденское войско. Объединенные силы немцев, вероятно, воспринимались ими как весьма значительные, хотя автор ЛРХ подчеркивает малочисленность крестоносцев:

«Долго не медля,
Они [воины Дерптского епископства

] присоединились к силамбратьев.
Они слишком мало людей привели.
Братьев также было слишком мало.
Всё же вместе они решили
На русских напасть.
Начали с ними сражаться»[1077].

Разгром псковского ополчения в сентябре 1240 г., а также безболезненный захват Пскова, позволяли ливонцам сомневаться в боевых качествах русской армии, большая часть которой, как выяснялось, уже увлеклась грабежами. Орден, скорее всего, рассчитывал помочь своим сторонникам в Пскове и отбить город, для чего и собрал войско, но подойдя к Дерпту узнал, что Псков занят и русские уже хозяйничают в Уганди. Планы поменялись, но, надо полагать, к полевому сражению они готовились изначально — это не была маленькая «группа быстрого реагирования» из рыцарей окрестных замков, а армия вторжения, вполне готовая противостоять новгородскому и суздальскому полкам[1078].

Уже первое столкновение с русским отрядом, оказавшимся «в розгоне» (вероятно, возвращавшимся из «зажитья»[1079]), показало сокрушительную мощь тевтонского оружия. Из двух русских военачальников один погиб, а второй вынужден был спасаться бегством. Погибшим был сын новгородского посадника Твердислава Михайловича и родной брат правившего тогда посадника Степана Твердиславича — Домаш Твердиславич[1080]. Вторым был владимиро-суздальский воевода Кербет, известный позднее как руководитель тверского ополчения[1081]. Надо полагать, при таких руководителях суздальско-новгородский отряд был далеко не маленьким и насчитывал сотни воинов. Но налет был внезапным, а превосходство сил подавляющим — много русских погибло и даже попало в плен.

Как отмечено летописью, сражение состоялось «у моста», откуда остатки русских бежали в сторону основных частей. Узнав о случившемся Александр отступил («въспятися») на Чудское озеро и занял позицию «на Узмени, у Воронея камени»[1082]. Окрыленные победой «у моста», «немцы и чудь» начали преследование («поидоша по нихъ») и налетели на выстроившиеся к бою русские полки — в субботу 5 апреля 1242 г. состоялось Ледовое побоище:

«Узревъ же князь Олександръ и новгородци, поставиша полкъ на Чюдьскомь озере, на Узмени, у Воронея камени;

и наехаша на полкъ Немци и Чюдь, и прошибошася свиньею сквозе полкъ; и бысть сеча ту велика Немцемь и Чюди.

Богъ же и святая Софья и святою мученику Бориса и Глеба, еюже ради новгородци кровь свою прольяша, техъ святыхъ великыми молитвами пособи Богъ князю Александру;

а Немци ту падоша, а Чюдь даша плеща;