Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII–XIII вв. Том 1

Исследователь настаивает, что упоминаемый в летописи под 1463 г. Вороний камень тождественен современному Вороньему острову, до сих пор заметному над водной гладью. С этим был не согласен М. С. Ангарский, который в статье 1960 г., указал, что, по его мнению, известие от Чудина 30 марта 1463 г. было «несомненно получено где-то недалеко от Колпино»[1118], то есть псковичи двигались от Нового городка в сторону Мехикорма. Ангарский совершенно иначе локализовал летописный Вороний камень. Он фактически возвращался к версии М. Н. Тихомирова, высказанной в 1950 г. Исследователь обнаружил на карте 1781 г. деревню Киеви, расположенную на месте современной деревни Пнёво — ровно у самого узкого места озера напротив Мехикорма. Эстонское слово «киви» (kivi) означает «камень», из чего можно сделать вывод, «что в далеком прошлом в районе деревни Пнёво и мыса Сосница находилось урочище, называвшееся Вороньим камнем»[1119].

Ледяной покров озерной поверхности по данным аэрофотосъемки от 14 апреля 1957 г. (Тюлина, 1966. С. 108). Заштрихованы места, свободные ото льда

Толщина льда (в м) 11 марта 1960 г. (Тюлина, 1966. С. 109). Схема участка Теплого озера в районе Больших Ворот. (Тюлина, 1966. С. 115)

Караев жестоко раскритиковал Ангарского, но основным своим аргументом представил именно указание летописи, что 30 марта 1463 г. псковичи после получения сведений от Чудина вынуждены были возвратиться назад («псковичи възвратишася на тоую же нощь»): «Совершенно очевидно, что если бы псковское войско перед этим двигалось в сторону Колпина, т. е. на юг, ему следовало бы не возвращаться, а лишь продолжать движение в прежнем направлении»[1120]. Эта критика имеет здравое зерно. Действительно, сложно представить необходимость глагола «възвратишася», если псковичи прошли уже полпути от Нового городка до Колпино. Однако если присмотреться к известию Псковской 3-й летописи, то обнаруживается явный повтор: сначала псковичи «възвратишася на тоую же нощь», а лишь затем «поидоша в Колпиноя». Думается, что мы имеем дело с желанием летописца заполнить в тексте то место, где должно было сообщаться об оброке, пожалованном доброхоту-чудину. Первоначальная версия известия, судя по всему, представлена Псковской 1-й летописью и не имеет никакого указания на «возвращение» псковичей: 30 марта 1463 г. псковичи, выехав на озеро у Воронья камня, встретили эстонца, который сообщил им о нападении немцев на Колпино, куда псковичи и отправились[1121].

Выходит, что никакой летописной основы для отождествления Вороньего камня и Вороньего острова не существует. Более того, Караев сам противоречит себе, указывая ниже, что разместить войска непосредственно у Вороньего острова в 1242 г. не было никакой возможности — озеро там почти не замерзает, а если и замерзает, то ненадолго и очень рано тает[1122]. Именно поэтому, по предположению исследователя, Ледовое побоище следует размещать у мыса Сиговец — в 2 км от Вороньего острова. Выехать на лед у Вороньего острова 30 марта 1463 г. псковичи не могли.

Погоню за немцами в 1463 г. Караев представляет проходящей в направлении устья Эмайыги, обходя слева остров Пийриссаар (Piirissaar, Порка), а также многочисленные полыньи между островами[1123]. Именно с этого пути псковичи возвратились и затем направились к Колпино. Однако при такой реконструкции непонятно, почему летописец отметил поход на немцев направленным к Воронью камню: «Они же здумаша поити за Немцы к Воронию камени». Правильнее, вероятно, было бы указать в качестве ориентира реку Омовжу, к которой удобнее было пройти по льду обходя группу островов, к которой принадлежит и Вороний. По нашему мнению, реконструкция маршрута псковичей в 1463 г. у Караева ошибочна.