Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII–XIII вв. Том 2

Нальшанский князь Довмонт вскоре после вступления войск Войшелка в Литву вынужден был покинуть страну. Новгородская летопись сообщает, что в конце 1264 г. в Псков прибыло 300 литовских семей, которые согласились принять православие, если им предоставят убежище. Управлявший тогда в Пскове князь Святослав Ярославич согласился:

«Тогда вбегоша въ Пльсковъ съ 300 Литвы с женами и с детми, и крести я князь Святъславъ с попы пльсковьскыми и съ Пльсковичи; а новгородци хотеша ихъ исещи, но не выда ихъ князь Ярославъ и не избьени быша»[442].

Судя по всему, с этими эмигрантами прибыл и Довмонт[443]. Некоторые исследователи предпочитают считать, что князь прибыл отдельно от этих семей[444]. Во-первых, они основываются на сообщении НПЛ, где мятеж в Литве и вокняжение Довмонта разделены на разные погодные статьи. Выше мы уже показали, что это разделение искусственное. Во-вторых, их привлекает известие Рогожского летописца, согласно которому в 6772 году:

«Того же лета Воишелгъ иде на Литву воиною и Тереняту увилъ, а Домонтъ прибеже въ Плесковъ въ 70 друговъ и крестися»[445].

Однако как мы видим, Рогожский летописец укладывает в рамки одной статьи мятеж в Литве и бегство Довмонта[446]. Отличие только в словах «въ 70 друговъ», но если это не описка, то может говорить про размер дружины Довмонта, входившей в те же 300 беглых семей.

В 1264–1265 гг. в Пскове происходили процессы интеграции переселенцев[447]. Только весной 1265 г. Довмонт стал псковским князем. Причем, очевидно, вовсе не воспринимался как независимый государь. Его функции, вероятно, первоначально не распространялись далее военных. В политическом отношении он оставался зависимым от владимирского великого князя и, скорее всего, новгородского.

По сообщению «Повести о Довмонте», составленной в Пскове во второй четверти XIV в., князь отправился в свой первый поход на Литву «по неколицех днех» после своего вокняжения[448]. Это позволяет предположить, что никаких иных претензий на власть, кроме как руководство военным предприятием против Литвы, Довмонт в первое время не предъявлял. Он склонил псковичей к участию в походе, который оказался удачным. Только после этого встал вопрос о постоянных функциях Довмонта.

А. В. Валеров считает, что Святослав Ярославич был псковским князем и был изгнан из Пскова еще до прибытия Довмонта[449]. Никаких оснований к этому источники не дают. Сложно представить, что псковичи беспричинно изгонят старшего сына великого князя, даже характеризуемого военно-политической пассивностью.

С другой стороны, мы отмечали, что на протяжении многих предшествующих лет псковичи несли поражения от литвы: 1236 (при Сауле), 1239 (на Камне), 1240 (у Изборска), 1247 (на Кудепи) гг. Исключения составляли предприятия в 1242, 1253 и 1262 гг., когда псковичи выступали в союзе с новгородцами. Однако псковские летописи не акцентируют внимание на этих успехах: вслед за известием о поражении на Кудепи в 1247 г. сразу следуют вокняжение Довмонта и победоносный поход на Герденя[450]. Под руководством литовского эмигранта, озлобленного на своих соотечественников, псковичи вернули уверенность в силе своего оружия — самостоятельно, без помощи «большого брата» Новгорода, способного нанести сокрушительное поражение давним недругам.

В. Т. Пашуто о смене Святослава писал мягко: его «вытеснил» Довмонт[451]. Молодая община, находящаяся в стадии становления, сделала ставку на удачливого военачальника и в очередной раз (как в 1232 и 1240 гг.) пошла на возможное обострение отношений с великим князем. Ярослав Ярославич, который занял новгородский стол 27 января 1264 г., а вскоре стал и великим князем, вполне мог рассматривать действия псковичей как бунт. Как сообщает Новгородская летопись, летом 1265 г. Ярослав прибыл в Новгород с полками, собираясь идти изгонять Довмонта. Но его упросили новгородцы:

«новгородци же възбраниша ему, глаголюще: «оли, княже, тобе с нами уведавъшеся, тоже ехати въ Пльсковъ»»[452].