Менгу-Тимур утвердился на троне Золотой Орды весной 1267 г. после бурной смуты, разразившейся среди монголов со смертью хана Берке в 1266 г. [801]
Менгу-Тимур был язычником и постарался вернуть систему отношений со своими подданными к нормативам завещаний Чингизхана. От его времени сохранился первый ярлык, дарованный ханом русскому митрополиту Кириллу[802]. Летописи отозвались на воцарение Менгу-Тимура благожелательно: «и умре царь Беркай, и Руси ослаба бысть отъ насильа бесерменска»[803].В целом период правления этого хана знаменовал собой становление партнерских отношений Руси с монголами. В этом ключе можно рассматривать и грамоту рижанам. Великий князь Ярослав не раз будет пользоваться монгольской поддержкой для разрешения внутренних и внешних проблем. На зиму 1268 г. он привлечет монголов к подготовке похода на Ревель, а в следующем году попытается с их помощью решить свой конфликт с новгородцами. А. Л. Хорошкевич считала, что, дабы склонить русских к соглашению, немцы обратились непосредственно к хану Менгу-Тимуру[804]
. Контакты с золотоордынской столицей предполагались в то время, когда туда был отправлен новгородский тысяцкий Ратибор после изгнания Ярослава Ярославича из Новгорода. После очередного конфликта с новгородцами князь подписал новое докончание, в котором имеется также следующая фраза:«А гости нашему гостити по Суждальскои земли везъ рубежа, по цесареве грамоте»
[805].Считается, что здесь упомянута грамота Менгу-Тимура о свободном пути для рижских купцов[806]
. Однако это события уже следующего 1269 года, когда мир с немцами был уже подписан. Скорее всего, ситуация была обратной. Рижане как сторона в переговорах 1268/1269 г. не участвовали. Позднее они, напуганные угрозой монгольского вторжения, ставшей очевидной при подготовке похода на Ревель зимой 1268/69 г., запросили у Ярослава специальную — «успокоительную» — грамоту, которая могла обеспечить им проезд по русским землям без опасения быть задержанными монгольскими властями[807]. Для Риги это был прежде всего «зимний путь» в Новгород — сухопутный маршрут через Псков. Скорее всего, в узкие рамки переговорного процесса 1268/1269 г. (ноябрь 1268 — март 1269 г.) невозможно уложить привлечение авторитета монгольского хана.Е. Л. Назарова датирует осаду Пскова 1269 годом, а потому разъясняет причину, по которой немцы пошли на мир с русскими, не только монгольской угрозой, но также разгромом немцев от литовцев в битве у Карузена (16 февраля 1270 г.)[808]
. Однако думается, что у великого князя Ярослава было немало информаторов в Литве, и если бы он знал о подготовке литовского вторжения в Ливонию, то присоединился бы к нему. Совместная литовско-русско-монгольская кампания против Ливонии — если такое представить, то изменился бы ход истории. События развивались более буднично. Монголы в Ливонию так и не пришли.Скорее всего, русско-немецкий мир был заключен уже к марту 1269 г. Его составляющие определяются летописным указанием «Норовы всеи отступаемся»
и упоминание в письме магистра Отто в Любек, что мир под Псковом был заключен «на тех же условиях, что и во времена магистра Волквина и епископа Альберта». Судя по всему, это предполагало отказ немцев от претензий на области восточнее Нарвы, а также, возможно, возврат Пскову его прав на сбор дани в Латгалии (в Талаве и Адзеле)[809]. Кроме того, к миру прилагалось торговое соглашение, регламентирующее практику прибытия и пребывания иностранных купцов в Новгороде.Мир 1269 г. стал самым длительным за историю русско-немецкого противостояния в Прибалтике. Вплоть до 1298 г. у нас нет указаний на попытки пересмотреть его положения. Да и позднее они продолжали сохраняться. Даже торговый договор оставался неизменным вплоть до 1338 г., а позднее только дополнялся. Можно сказать, что борьба за Прибалтику к 1269 г. завершилась, сферы влияния сторон были определены и закреплены юридически.
Заключение