Северные новеллы

Охотник рассказал, что живёт в небольшом смешанном эвено-русском посёлке за две сотни километров отсюда. Ему семьдесят восемь лет, давно на пенсии, но промысла не бросает: две дюжины внуков учатся в Хабаровске и Ленинграде, им надо помогать.

В разговоре я не забывал время от времени поглядывать на Бешеного; бич лежал у моих ног. Очень странно и непонятно вёл себя вожак. Он сидел неподалёку и неотрывно глядел на моего гостя прямо-таки влюблёнными глазами. Хвост ходил из стороны в сторону. А это первый признак самого доброго расположения пса к человеку.

Очевидно, подумал я, всё объясняется тем, что северные собаки больше любят национальное население, нежели русских. Ни эвен, ни коряк, ни чукча никогда не запустит в пса камнем. Для них собака — член семьи; для русского, увы, или тягловая сила или помощница в охоте.

Да, всё это было так и, безусловно, имело немаловажное значение. Но главная причина удивительной перемены Бешеного крылась в другом.

Острым охотничьим ножом, сделанным из разогнутого подшипника (это лучшая для ножа сталь), старик постругал мороженое оленье мясо и кусочки протянул Бешеному. Тот сразу подскочил и проглотил подачку. Затем в знак багодарности лизнул человека в тёмную руку и лёг рядом с ним. Я крепко потёр переносицу: уж не мерещится ли мне всё это?..

— Тавно у вас эта сопака? — спросил эвен.

— С начала зимы.

— Та, та, с насяла симы… — повторил он мои слова, как бы что-то припоминая.

— Пёс тебе знаком, отец! — наконец с опозданием догадался я.

— Снаю сопаку, снаю. Хоросий сопака. Умный сопака. Вот хосяин её хутой селовек. Шипко хутой.

И старик поведал мне историю Бешеного…

Кличка у него была, конечно, иная. Держал его вместе с другими четырьмя собаками сосед Долгана, русский мужик, злой и нелюдимый человек, промышлявший на жизнь охотой. Лет двадцать назад с проезжим геологом от него сбежала жена с маленькой дочкой. С тех пор он жил бобылём, замкнулся в себе, шибко пил. Пьяный бичом в кровь избивал своих псов; это у него вошло в привычку и было своеобразным, диким развлечением. Соседи увещевали, стыдили его, но тщетно.

А псы, особенно Бешеный, были хороши и как добытчики и в упряжке. Бешеный неизменно бежал вожаком.

В поисках ласки, тёплого отношения собаки прибивались то к одному, то к другому двору, но хозяин силой возвращал свою собственность и избивал их за бегство. Не один раз Бешеный перепрыгивал невысокий плетенек, отделявший двор Долгана, искал у эвена спасения, недолго жил с его собаками. Псы хозяина Бешеного отличались злобным нравом. И немудрено.

Однажды пьяный хозяин особенно жестоко наказал пса за бегство. И собака не выдержала побоев. Нет, она не скулила, лёжа на земле, не подползала на брюхе к своему палачу с попыткой униженно лизнуть его руку. В ней проснулся бес. Она взорвалась. Силы Бешеному не занимать. Он прыгнул на хозяина, сшиб с ног и вцепился ему клыками в глотку. Плохо бы пришлось человеку, если бы соседи не отбили его от вожака. С рваной раной хозяина увезли в больницу. А вожак в тот же час исчез из родного посёлка и больше никогда в нём не появлялся…

Мы засиделись. Пора было спать: завтра мне предстоял день нелёгкого пути. Я предложил Долгану переночевать со мною в палатке. Он согласился явно из вежливости: эти морозоустойчивые люди, не в пример изнеженным европейцам, в любой мороз предпочитают в пути спать на открытом воздухе. Расстелил собачий спальный мешок, забрался туда сам, присыпал сверху снегом — вот тебе и готовое ложе. Я как-то попробовал переночевать таким способом. Чудом не замёрз.

Бурана и Маньку, к большому их неудовольствию, пришлось изгнать из тесной палатки, все вместе мы в ней не помещались.

Старик сразу же, как уставший ребёнок, засопел, а я долго ворочался с боку на бок, никак не мог забыться.

Эх, ребята, ребята!.. А ещё считаем себя неплохими, знающими собачатниками: мол, не первый год с этими зверями дело имеем. Не поняли, не раскусили пса. Шарахались от него, как от чудовища, а разговаривали с вожаком только при помощи бича. И никто, ни один человек не задался простым вопросом: а почему он такой агрессивный и злобный? Никому даже в голову не пришло хоть разок приласкать Бешеного. Ведь он именно ласки ждал от человека…

С мучительным чувством стыда, запоздалой вины, словно перед человеком, вспомнил я, как бичом переламывали злобный нрав пса.

Теперь-то мне понятно, почему Бешеный терпеть не мог, когда кто-нибудь ласкал собак. Завидовал он, люто завидовал: почему ласкают кого-то, а не его?

Сейчас-то мне ясно, отчего вожак под Новый год ворвался в барак и покусал людей. Запах спиртного он по привычке связал с предстоящими побоями и, защищаясь, предпринял контратаку. Запах этот он запомнил на всю жизнь и ненавидел его всей своей собачьей душой.

Утром, наскоро, чтобы не терять времени, позавтракали строганиной, запили чаем из термоса, и я простился с Долганом.