— Вот и я о том же думаю, — признался Марк. Поразмыслив про себя еще немного, он заговорил на тему, от которой по спине Оливера вскоре побежали мурашки. Спокойно и методично Марк поведал гостю о своем недавнем приключении у колодца, рассказав, как распутал крепления, как снял осколок крышки, как снова заглянул в чернильно-черную бездну и услышал обращенный к нему голос. Оливер внимал словам друга с замирающим сердцем; он последовательно удивлялся, волновался, тревожился, пугался и ужасался. Последнего похода в пещеру мистер Лэнгли вообще не одобрял, а теперь вот выясняется, что Марк обманул его, задержался у колодца, якобы для того, чтобы покрепче затянуть веревки, а сам развязал узлы, открыл шахту и вновь наслушался тамошних голосов и звуков… Ну, это уж чересчур!
— А что, если я скажу тебе, Нолл, — промолвил сквайр, глядя в ночь и покуривая сигару, — что, если я скажу тебе: голос, который я там слышал, был голосом моего почтенного родителя?
Это заявление Оливеру показалось еще более неудобоваримым, нежели любые самые дикие домыслы мистера Шэнка Боттома.
— Как ты можешь быть уверен? — вопросил он, до глубины души потрясенный.
— О, право же, я ни минуты не сомневаюсь. Да, верно, я узнал голос не сразу: ведь в последний раз я слышал его еще ребенком, при жизни матушки — здесь, в этих самых стенах Далройда прозвучал он для меня в последний раз. Интонации показались мне чертовски знакомыми; я прислушался повнимательнее и понял, кто это: мистер Ральф Тренч, девятый сквайр Далройдский, прославленный отпрыск талботширских Тренчей! А целый ряд подробностей, что поведал мне голос — воспоминания моего детства, факты, известные только в кругу моей семьи, — убедили меня окончательно и бесповоротно.
— Это и в самом деле был голос твоего отца или, скорее, то, как отцовский голос тебе запомнился? Это — ощущения многолетней давности; много воды утекло с тех пор, как мистер Ральф Тренч в последний раз к тебе обращался. Может, тебя ввели в заблуждение? Помнишь, как мистер Боттом назвал этих тварей? Дьяволы колодца, верно?
— Это был голос моего отца, — не отступался сквайр. — И пересказывал он мне отцовские воспоминания. Он ссылался на события давно минувших дней, о которых я и сам давно позабыл. Эпизоды и картины раннего моего детства, дорогие сердцу образы нас с отцом вновь воскресали перед моими глазами. Ну, как это все может быть ложью? Кому еще знать о таких вещах? Разве что матери; впрочем, кое о чем не знала и она.
— А мне казалось, ты отца терпеть не можешь, — отозвался Оливер. — Почитай что всю свою жизнь зуб на него точишь.
— Теперь это значения не имеет, — отвечал сквайр, свирепо затягиваясь сигарой. — Это все пустое. Как же ты плохо меня понимаешь, Нолл. Мы с тобой похожи как гвоздь на панихиду — ровным счетом ничего общего!
— Эгей! Да в тебе попробуй разберись, — отпарировал Оливер не без раздражения. — Отчетливо помню, как ты клялся и божился, что в жизни не простишь отца за то, что бросил жену с ребенком, как ты от души надеялся, что его давно нет в живых, и как ты просил не изводить тебя навязшей в зубах темой и вообще не упоминать имени Ральфа Тренча. Почти тридцать лет ты безжалостно истреблял в себе самую память о нем. А как насчет последних твоих догадок касательно отца и мисс Марчант и предполагаемой связи между ним и ее загадочным ребенком? Дескать, он погубил честь девушки и вынужден был покинуть тебя и твою мать? Честное слово, ты меня просто в тупик ставишь!
— Ну, мистер Лэнгли, спасибо вам большое! Ты, может, предпочел бы, чтобы девятый сквайр Далройдский оказался одним из тех дьяволов колодца, о которых толковал старина Боттом? Что ж, возможно, и так. Что до меня, мне плевать, в самом ли деле он — один из дьяволов или у дьяволов в плену; спустя столько лет я просто
Оливер воздел руки.
— Боже милосердный, Марк, просто не верится, что мы с тобою тут рассуждаем о вещах настолько сумасбродных и невозможных! Дьяволы в колодце? Облако голосов? Твой отец, нашептывающий всякие секреты из глубин шахты? Да это просто помешательство какое-то! Безумие постепенно подчиняет нас себе, именно так, как описывал мистер Боттом. Точно так же, как подчинило себе Чарльза Кэмплемэна и мисс Марчант, едва те повадились спускаться в колодец. Дай мне слово чести, Марк, — взмолился мистер Лэнгли, хватая друга за плечи и серьезно глядя ему в лицо, — поклянись честью никогда больше не возвращаться в пещеру на Скайлингденском мысу и никогда больше не открывать колодца. Держись от него подальше; там — смертельный яд. Ты поклянешься?