Северные огни

По мнению Черри, на сообщение загадочного существа завсегдатаи трактира отреагировали не менее странно. Те, что постарше — старожилы деревни, все как один посвященные в ее великие тайны и, точно высокоученые профессора деревенского фольклора, не желающие делиться своими гипотезами ни с кем, кроме как с членами своей братии, да и то лишь в приватной беседе, — были замечены в том, что принялись ворчать и бурчать промеж себя и перекидываться многозначительными взглядами, без слов обмениваясь друг с другом самыми мрачными предположениями насчет того, кто таков загадочный шутник. Лицо трактирщика, обычно открытое и ясное, точно погожий день, омрачила зловещая тень. Но сколько бы Черри ни уговаривала и ни улещала отца и его избранный круг, те лишь отделывались ничего не значащими фразами; может, оно и к лучшему, ибо в сознании дочки трактирщика, этой «ходовой пружины» «Деревенского герба», уже составились несколько независимых версий.

В числе старожилов, собравшихся в картежной комнате, были мистер Тадуэй, деревенский бакалейщик, и мистер Линкот, кондитер, и мельник, его друг и соотечественник, и коротышка-аптекарь, мистер Кодди Бинкс, завзятый охотник. Был там и мистер Боттом, как всегда облаченный в выгоревшие черные одежды: устроившись в уголке наедине со своим грогом, он наблюдал и слушал, и прокручивал в уме все мыслимые и немыслимые подозрения, и с каждым глотком «нектара», похоже, чувствовал себя все беспокойнее и неуютнее.

Был там и мистер Томас Доггер, обладатель выдающегося подбородка, длинного острого носа и блестящих, глянцевых глазок; временно оставив труды праведные в Проспект-Коттедже, он, по обыкновению своему, отправился прогуляться по деревне, дабы выбросить из головы всяческий юридический мусор и умягчить законническое горло не без помощи пивного насоса в «Деревенском гербе». Нет, подозрительным, болтливым ворчуном его никто бы не назвал, этого деревенского простака-юриста, профессионального консультанта, внесенного, к слову сказать, в почетные списки стряпчих консульского суда и атторнеев общего права. Чего опасаться солидным и практичным профессионалам вроде него самого — вроде мельника, и кондитера, и бакалейщика, да и славного хозяина «Герба», если на то пошло, — чего опасаться таким людям от хулиганствующего шутника, риторически вопрошал мистер Доггер, обращаясь к собравшимся. Неужто до того дошло, что достойные жители прихода страшатся негодника, затаившегося на дереве? Или те, что собрались ныне у дубовой стойки, позволят запугать себя, и кому — тени, призраку? Печально, право слово, печально; мистер Доггер просто ушам своим не верил. Как и следовало ожидать, по мере того как мистер Доггер упражнялся в красноречии, в нем взыграл профессионал, и законник принялся расспрашивать Черри на предмет того, нельзя ли возбудить против злодея на сосне судебное преследование — и, соответственно, выставить счет за услуги.

К тому времени большинство уже пришли к мнению — вслед за мистером Доггером, — что мистер Чарльз Кэмплемэн, оправившись от болезни, и впрямь возвратился в усадьбу под именем мистера Бида Уинтермарча, лелея планы мести против добрых жителей Шильстон-Апкота. Загадочная тварь на дереве, объяснял мистер Доггер, — скорее всего его рук дело: дешевое трюкачество, рассчитанное на то, чтобы досадить мистеру Айвзу через его ненаглядную дочь. Мистер Доггер как профессионал придерживался версии о том, что в качестве шутника выступил кто-нибудь из слуг: замаскировавшись и спрятавшись в ветвях сосны, он пропел Черри всю эту бессвязную чепуху, а потом театральным жестом выпустил в воздух птицу. Так что, выходит, ровным счетом ничего загадочного и пугающего во всей этой истории нет, улыбнулся поверенный, обводя собравшихся глянцевыми глазками и отмечая, что многие согласно закивали в лад его словам. Да-да, это все — дело рук Чарльза Кэмплемэна, вне всякого сомнения, просто-таки ipso facto. Зачем бы еще мистеру Биду Уинтермарчу (как сам он себя величает) приезжать сюда, в Талботшир, и прятаться в усадьбе, сохраняя строжайшее инкогнито, точно скрываясь от суда по делам несостоятельности, если не для того, чтобы осуществить свой коварный замысел? Зачем еще отправлять жену и дочь одних — если, конечно, это и впрямь его жена и дочь — на Нижнюю улицу с разнообразными поручениями, если не для сбора сведений, необходимых для его злоумышлении? Сам-то небось дома сидит безвылазно! Зачем еще мистеру Чарльзу Кэмплемэну возвращаться спустя столько лет и таким загадочным манером, если не для того, чтобы отомстить за несправедливое обращение, кое претерпел некогда от многих местных жителей?

Но заметьте, мистер Доггер ровным счетом никаких обвинений не выдвигал! Речь шла о любопытной гипотезе, не более, о вопросе, занимающем его как с личной, так и с профессиональной точки зрения.