На диких обрывистых берегах Иртыша и Оби строились аэропорты, готовились посадочные площадки. Полуостров Ямал связался с центром Урала регулярным авиасообщением.
Ваня Чубриков прибыл на северную линию из авиамеханической школы. В комсомольской ячейке, где вставал на учет, он чуть не плакал от досады.
— Опоздал! Открыли линию... А мне так хотелось лететь первым рейсом по неизведанному еще воздуху...
— Не горячись, доведется и тебе поломать кости, — шутили ребята.
— Вы понимаете, — искренне волновался Чубриков, — вот летят люди и не знают, что под ногами! Только глазами щупают посадочную площадку. Чуть сплошал сам, чуть осекся мотор — опасность. В такие минуты словно каждая жилка в тебе наливается силой, уверенностью. Чувствуешь эту силу и совсем не страшно. Хорошо!..
У Вани Чубрикова очень своеобразная, непокорная натура. Он как будто стремится к опасности, а когда встречает ее, загорается неудержимой, драчливой радостью, очертя голову, бросается вперед. Не было страха — была только жажда борьбы.
Ему, пожалуй, нехватало иногда расчетливости, спокойствия. Детство Чубрикова прошло в беспризорничестве. Может, и это осталось от неорганизованной беспризорной жизни, еще не успела выветриться старая, беспутная драчливость.
Жизнь в воздухе воспитывает не только смелость, она вооружает человека умением спокойно, расчетливо встречать всякое препятствие, преодолевать его, бережно расходуя силы. Эти необходимые качества всякого хорошего летчика настойчиво воспринимал Иван Чубриков.
Их машина уже возвратилась из пятого заполярного рейса. Не было ни одной аварии — мотор всегда работал превосходно. И снова, в шестой раз, большой пассажирский самолет «Л-105» стартует на Свердловском аэродроме. Снова закутанный в мягкий комбинезон садится Чубриков в кабину, по правую сторону от пилота, на место «бортача». Он настороженно вслушивается в четкий, безукоризненный перестук моторов. Машина, легко покачиваясь, бежит вперед и врывается в голубую даль...
Индустриальные пейзажи предместий Свердловска сменяет нетронутая тайга. Слева, далеко в мутных облаках, плавают кряжистые горы Уральского хребта.
Самолет набирает высоту.
Измерительные приборы показывают скорость — 160—180 километров в час, между тем движения почти не чувствуется. Кажется, что самолет не летит, а ползет. Правая лыжня так медленно сползает с лесных косяков, с озер, с пашен. Трасса прямая, как стрела. Тобол и Иртыш, извилистые, точно бич погонщика, то стелются под самолетом, то далеко уходят в обход и снова встречаются на пути.
Высокие берега круто обрываются в Иртыше, они поросли сплошным ковром густого хвойного леса. Самолет спускается к берегу. На горе, окруженной со всех сторон таежной глухоманью, раскинулся вновь выстроенный город Остяко-Вогульск. Крутой вираж на левое крыло — и самолет скачет по скованному льдом Иртышу, к аэродрому, где ждет тепло и отдых.
Здесь ночевка, а утром чуть свет снова в воздух. Иртыш остается позади, на смену ему — внизу извилистая Обь. Чем дальше, тем больше редеет лес и наконец совсем пропадает. Земля белеет однообразными просторами тундры.
Скоро Обдорск — конечный пункт маршрута.
Приказ застиг экипаж самолета в Обдорске. Нужно немедленно вылететь в Карское море, к острову Вайгачу, для связи с зимующим во льдах ледоколом «Ленин». На борту самолета будут находиться трое: пилот-краснознаменец Антонов, старший бортмеханик Тиминский и младшим бортмехаником назначен Ваня Чубриков.
Терять время нельзя!
Корпус машины покрылся сверкающим инеем. Стоял крепкий мороз. Металлические части накалились морозом, больно обжигали руки.
Пилот в кабинке, два бортмеханика на крыльях около моторов. В мерцающем свете факелов причудливо ломаются тени на выступах самолета. Работали всю ночь, чтобы к утру приготовить машину.
Вместе с тусклым солнцем из-за гор сплошной полосой надвигалась туманная муть. Она уже опутала густой пеленой горы и двигалась ближе к реке.
Пилот в десятый раз мучительно всматривался в горизонт.
— Опасно, — с досадой произнес он.
— Неужели нельзя?! — испугался Чубриков.
— Я говорю опасно, но это не значит нельзя. Есть приказ, надо лететь, — твердо решил Антонов.
Самолет держал последний экзамен на четкость работы моторов. Спокойный Тиминский и юркий, неутомимый Чубриков, как врачи, ослушивали машину.
Обдорское население узнало о полете. Оттуда пешком, на собаках спешили люди, но самолет уже оторвался в воздух. Земля уходила, проваливалась куда-то вниз, мельчали предметы, опускался горизонт. Ближе наваливалось небо.
Самолет взял курс на север и исчез в сероватой дали. Шли на Вайгач. Самолет, то и дело нырял в воздушные ямы, на секунду захлебывались моторы в немеющей тишине.
Впереди виднелись полыньи капризного океана. Спустились ниже. Было видно, как громоздились гигантские ледяные торосы, гуляли в разводьях волны.