Северные рассказы и повести

А Кахтарма, младшенькая речка, ребенок почти — с кабарожками заигралась в прятки. Любит кабарга лесная в прятки играть, за павшими стволами деревьев прятаться, а затем выскакивать внезапно: «Ага! Не поймала! Не поймала!». И опять — ускачет в чащу лесную, но недалеко — метров на сорок, не далее. Ну, как тут не заиграться?! Кабарга — самый маленький лесной олень, не больше дворовой собаки. А ещё у самца кабарги клыки торчат, точь–в–точь как у дикого кабанчика, только небольшие, аккуратные такие. Забавный зверь — кабарга. Нисколько человека не боится, если, конечно, тот на него не охотится.

Выскочила Кахтарма к Агулу: «Ох, заигралась! Ой, забегалась! Извини меня, любимый мой! Я ведь к тебе спешила! Чес–слово!» Ну, Агул долго хмуриться не умеет, прощает девчонку, куда ж тут денешься… И сливается радостная Кахтарма с Агулом, как и сестра её старшая. И течет могучий таёжный красавец Агул далее, унося с волнами своими тайну о великих сокровищах ерминских и кахтарминских, о меди, молибдене, золоте и серебре бессчетном, которыми одарила дочек своих матушка снежная гора саянская. Ну, а как же: в Сибири да без приданого? Такого тут не бывает.

РЕЧКА ЗОЛОТАЯ

Да–да, так она по сей день и называется. И хотя золота в её россыпях давным–давно благодаря людям поубавилось, названия никто не менял. Течет речка Золотая высоко в горах сибирских. Вокруг тайга богатая на дикую черную и красную смородину, с кедрами, с елями, с лиственницами стройными, высоченными… А уж черная смородина до того запашистая: воздух в себя втянешь рядом с ней — и голова от вкусного запаха кружится.

Было это почти четверть века назад. В ту пору работала на Золотой старательская артель. И я там бывал нередко по своей горной специальности. Со старательским геологом Шамилем, помнится, приятельствовали тогда, да и после.

Домики у старателей были чудной формы: деревянные, обшитые вагонкой, даже с чердаком — и все как один треугольной формы, символизирующей палатку. Шамиль — лысый, да ещё стриженый, как говорили тогда — «под Котовского», в роговых очках, вечно сияющий, улыбающийся толстыми губами своими. Сам сияет и лысина тоже…

Главное, чем запомнилась мне Золотая — это кабанами. С утра до вечера и с вечера до утра роют землю в долине речки огромные трудолюбивые бульдозеры: убирают верхний слой, который называется «вскрыша» и гуртуют возле промывочной установки нижний слой, золотоносные пески. Ну, роют и роют. А тут объявилось семейство кабанов возле домиков, чуть ниже по склону. И тоже туда же: роют и роют землю, как те бульдозеры. Каждое утро. На рассвете. Мамаша — здоровенная шерстистая кабаниха и целый выводок полосатеньких кабанчиков. И вот пока бульдозеры рядом тарахтят: кабанчики бегают за мамкой и тоже рытьем занимаются. Очень было забавно наблюдать.

Мы с Шамилем смотрели из кустов, он меня в бок толкает, а сам смех сдерживает из последних сил, рот ладонью прикрыл, чтобы кабаны не слышали. Потом вторую ладонь ко рту приложил. Чувствую, сейчас «взорвется» от хохота. Так и есть… Эх, ты… Кабанчики сразу разбежались. Грохота бульдозерного они не боятся, а вот хохота человеческого — увы.

Хотя работа у старателей нелегкая — по двенадцать часов, ни один такого зрелища не упустил. Специально на рассвете просыпались и ходили смотреть, как кабаны «золото роют в горах».

А ещё напоследок решил и я своё любопытство удовлетворить: на добытое золото посмотреть. Хранили добытый золотоносный песок старатели в отдельной огороженной охраняемой избе — золотоприемной кассе. Так она называлась у них. Песок тот с примесями всё равно, поэтому в той избе стояла специальная печка, в которой его плавили — отжигали от примесей. Достал Шамиль отожженое остывшее корытце: на смотри. Ну, посмотрел: лежит на дне спекшаяся золотая корка. Грамм четыреста, не больше. Ну, лежит и лежит. Скучно лежит. Так я и сказал.

Обидно стало Шамилю. Полез в сейф. Достал мешочек, очень напоминающий по размеру и форме упаковку с сахарным песком, который в ту пору продавался во всех магазинах. Ровно килограмм сахара. Достал, а не предупредил — что там. И я почему–то (надо же не сообразить!) решил, что там лежит нечто весом с килограмм, взял у него с рук это нечто.

А оно оказалось золотом. И я сразу физически это на себе ощутил, поскольку в мешочке было килограмм около двадцати, которые я, естественно, уронил. И не просто уронил, а себе на большой палец правой ноги. Ноготь отбил дочерна. Больно–то как было, а уж обидно–то! Сгоряча я даже рассердился на Шамиля, мол, почему не предупредил о технике безопасности, вдруг бы человек покалечился нечаянно.

Зато после, вспоминая, мы оба долго–долго над этим случаем хохотали. Тяжелый металл — золото, и характер у него такой же: не любит оно — когда на него смотрят без дела.

МАЛЬЧИК И АККОРДЕОН