Северные рассказы

Дело в том, что дети, уставши меня ожидать и в то же время желая получить за каждую птицу копейку, просто оставили их в корзиночках у меня в клети. Птички вырвались из корзиночек и платочков, — и моя комната представляла такое зрелище, как будто я занимался продажею певчих птичек.

Первым долгом моим было скорее отворить оконце. Птички массой бросились на свет и улетели. Но половина их осталась в комнате, вспугнутая моим неожиданным приходом.

Пришлось вооружиться полотенцем и гнать их к окну; но птички долго не могли найти выхода. Пришлось ползать за ними под столом, под кроватью, под лавками и ловить их руками. В этом занятии и застали меня ребятишки.

Пришлось рассчитываться и, хотя в наличности товара и не было, но я думаю, что дети не погрешили против совести, и я отдал полтора рубля.

— Только с завтрашнего дня — чур не ловить!

— Ладно. Не будем, — отвечали дети, и радостные выбежали, зажавши деньжонки крепко в свои кулаки.

Когда я пробудился на другой день утром, уже при ярком солнышке, то первое, что увидал в своей клети, — это ребятишек. Они стояли у самой моей кровати, дожидаясь моего пробуждения. И что меня поразило: у всех были радостные рожицы и в руках по птичке.

— Зачем вы ловите их? Вы же дали обещание не ловить.

— На! на! на! — ответили мне дети. И они все протянули ко мне зажатые ручонки с птичками, так что я не мог их всех взять сразу, и одна из птичек выпорхнула у меня у самого носа и метнулась к оконцу.

— Это тебе без денег!

Я расцеловал их всех, бросился к чемоданчику и роздал им все свои крендели.

Дети сами бросились к окну, отперли его, смеясь выпустили своих пленников, которых припасли для меня еще с вечера.

Они поняли меня, эти дети, и я видел по их блестящим глазам, что они рады тому, что птички улетели на волю. Разумеется, мы стали сразу друзьями.

После всех пришел ко мне Андрей. На нем была новая красная рубашка, которой он очень гордился. Я пригласил его пить чай, как раздался крик по деревне:

— Печора тронулась! Печора тронулась! — кричали ребята и бежали не на берег, а к моей клети и стучали в оконце.

Со стороны реки слышно было, как будто мчится железнодорожный поезд, или шумит мельница. Наскоро надеваю пальто, и бежим вместе с высыпавшим уже из изб народом на берег.

Действительно, Печора тронулась, и как-то сразу. Через реку образовались темные трещины и стали расти. Вдоль берега показались громадные изломы льдин; лед затрещал, стал колоться по всем направлениям. Льдина полезла на льдину, лед то погружался, то всплывал. Иные льдины выставились вверх и, гонимые течением, плыли стойком. Вот громадная льдина вылезла на берег и разломилась; за ней полезла другая и третья. Мимо нас поплыли скоро обрывки дороги с дорожными вехами. Вороны, пользуясь случаем, тоже плывут мимо нас на льдинах, возбуждая смех ребятишек. За воронами проплыли галки, поклевывая что-то на льду. Неслась пустая лодочка и какие-то бревна…

Вода замечательно быстро стала подниматься, как будто запружена была внизу. Берег залило в полчаса, льдины стали напирать выше и выше. Среди народа — переполох. Лед несся с стремительной быстротой уже небольшими льдинами. Вода, казалось, готова затопить и наш высокий берег.

— Зайца, зайца несет! — вдруг послышался голос Андрея, и он бросился стремглав под берег и побежал к группе мужиков, которые вытаскивали лодки.

— Заяц! Заяц! — закричали радостно ребятишки.

Я всматриваюсь и с трудом замечаю припавшего к льдине перепуганного, мокрого зайца.

Андрей громко что-то кричал там, внизу, на берегу. Мужики смеются; но вот лодка лихо двинута на мутную несущуюся воду; весла заработали. На носу сидел Андрей, готовый вскочить на льдину.

— Скочит! Скочит! — кто-то заволновался в нашей, затихшей при виде этой картины, группе.

— Ох! — ахнула толпа. Андрей действительно вскочил, только что лодка коснулась льдины, упал и, казалось, провалился на секунду в воду. В толпе раздался стон. Но Андрей быстро взобрался на льдину и начал бегать и ловить зайца; наконец, ему удалось схватить его.

— Словил! Словил! Молодец!

Лодка благополучно причаливает к берегу. Толпа бежит вниз, как будто сроду не видали зайца, и через минуты две заяц, мокрый, и дрожащий от испуга, уже на берегу, в руках Андрея, который быстро поднимается на обрыв и, сопровождаемый толпою ахающих ребятишек, отпускает зверюгу на волю.

— Ай-ай-ай! Я тебя, косоглазый! Лови его! Бери его! — кричат и бегут за ним ребята, и заяц уже улепетывает, не оглядываясь, прямо в лес, сопровождаемый хохотом толпы, которая рада такому зрелищу.

Рассерженная мать Андрея бегает, хочет поймать героя нашего за ухо, но он ловко увертывается.

— Ужо ты прийди, оглашенный! — грозит она ему кулаком.

Толпа вступается за него, говорят, что он — молодец, и гнев матери проходит, — она уже смеется со всеми вместе.

На другой день Печора была чиста. Лед несло только временами, и меня отправили к селу уже на лодке. Андрей взялся проводить меня в виде передового гребца. Ребятишки с нескрываемым сожалением шли со мной молча по берегу.