Северные волки (СИ)

Кому, как не Ульву, видевшему не раз бою подобные ранения, знать, что толку от ее повязок, как от листа подорожника.

И все же она не сдавалась. Ее движения были точными, а слова короткими. И только капли пота и краснеющие глаза напоминали, чего стоит ей держать себя в руках. Две рабыни помоложе подбрасывали поленья в очаг, и в доме скоро стало невыносимо жарко. А над огнем булькало варево Хельги жреца.

- Я убью ее собственными руками. Вырву сердце и скормлю псам, - сказал Ульв холодным, как льды во фьодах, голосом.

- Оставь эту месть богам, - устало сказал Бьерн. - Пусть они решат ее судьбу. Не опускайся до мести женщине.

- Я верю в вельву. Она упрямая, как бык. И дух ее силен. А еще она умеет жертвовать собой... Она справится, - сказал Хельги жрец. И добавил, переступив мертвую девушку-рабыню, горло которой было перерезано от уха до уха, чтобы кровью ее открыть дорогу к источнику мудрости и жизни. - Уберите жертву.

Улье и Бьерн взяли ее за руки и ноги, и потащили во двор, чтобы потом предать тело огню.

Хельги Жрец ждал. Он ждал слишком долго. Много зим миновало с тех пор, как Гуннар предрек ему славу и долгую жизнь, а еще мудрость, которой владеет только Один. Он ждал и верил, что маленькая вельва и есть та самая, кто даст ему мудрость источника. И силу его телу, что дают его воды.

Он ждал. Не сводил глаз с почти неживой Берты и все равно не заметил, как в руках ее появилась чаша с водой, чистой настолько, что казалась пустой. Взял из рук не пришедшей в сознание девушки и дал обоим по глотку. Остальное же допил сам, чувствуя, как тело его снова наполняется силой. Как исчезает боль старых шрамов и сломанных костей.

И ему уже не было дела до того, как подскочила Берта и сразу же бросилась ощупывать Хальвдана, едва открывшего глаза.

Ему не было дела до того, как он обнял ее. И она сама склонилась к его губам, чтобы поцеловать, смеясь и рыдая одновременно.

Ему не было дела. Его ждала судьба великого воина и конунга. Пусть не в этих землях. Пусть земли, которыми ему доведется править далеко на юго-востоке. И путь к ним так же труден, как пешком пройти владения Ньерда. Хельги ждал этого дня слишком долго, чтобы сдерживать радость, особенно в теле с силой молодого воина.

Он вышел во двор, хватая ртом морозный сладкий воздух ночи. И закрыл глаза, ощущая, как по жилам, словно жидкий огонь растекается сила источника Урд. - Хельги Жрец, ты разгневал меня, - звонким голосом сказала молоденькая девушка. - Каждый, кто испил из источника Урд, должен заплатить. И я не стану спрашивать, согласен ли ты платить, потому как вода его уже досталась тебе. А заплатишь ты посмертием Хельги Жрец. Сколько бы битв ты не прошел, сколь бы ни велики были твои победы, ты все равно отправишься в стылые туманы великанши, приняв смерть от единственного существа, которого будешь любить. Не оставляло сомнений, что сама Скульд предрекла в этот миг его судьбу. И Жрец похолодел.

С тех пор он не подпустит к себе женщин. Ни одна не займет места на его ложе и уж тем более в его сердце. А единственным существом, которое он будет любить, станет конь, подаренным царем далекого Золотого Города, который в Гардарики зовут Константинополь.

Инглин Олафдоттир бежала, утопая в глубоком снегу и путаясь в подоле длинного сарафана и собственном плаще.

Да, теперь она была молода и прекрасна, но в то же времени одинока и гонима собственным родом. Никто теперь не возьмет ее под защиту, едва весть о смерти Хальвдана расползется по землям Норэгр. Разве что податься к конунгу Хрерку... Да и там вряд ли дадут ей кров. Лучше исчезнуть пока все забудут о том, что она сделала. А там все наладится. Золота и серебра она взяла достаточно, чтобы прожить безбедно до конца дней.

Она поднималась в гору, спеша, словно гнались за ней полчища темных альвов. Но резко остановилась, едва не сорвавшись с высокого обрыва. Только мелкое каменное крошево осыпалось в ущелье.

Выдохнув свой испуг, Инглин развернулась. Нужно взять себя в руки, иначе сама Норэгр сожрет ее, и даже тело Инглин не найдут по весне. Успокоится. Все уже сделано и все позади. Впереди новая жизнь. И эту жизнь Инглин Олафсдаттир проживет по-другому. Лучше. Она не станет разменивать ее на любовь. В этот раз она все же станет женой конунга.

Инглин улыбнулась своим мыслям и прикрыла глаза. Так и будет.

Полная решимости, она уже сделала шаг в противоположную от обрыва сторону...

И в этот миг ее лицо, с хриплым криком ворона, обожгла боль. Когтистые лапы впились в помолодевший лик дочери ярла и полуночной всадницы.

Ей не ведомо было, что играя со смертью, рискует и сама оказаться в ее лапах. Она старалась отбиться. Отогнать ворона. Но только оступилась и, неловко взмахнув руками, полетела вниз. Эхом по ущелью прокатился крик и треск сломанных костей.

Смерть никогда не уходит одна. Будь ее бабкой Гесса по прозвищу Колдунья, она бы это знала.

Смерть всегда заберет то, что ей полагается.

ГЛАВА 34. Последняя.