Северные волки (СИ)

Хальвдан кивнул, чувствуя, что вот-вот свершится что-то важное и подал знак юному Снорри, чтобы тот исполнил просьбу жреца. И молодой Иварссон тут же сорвался с места, спеша исполнить волю своего хевдинга. Заблеяла коза.

Хальвдан бы с радостью сделал это сам. Но положение не позволило. Не позволило отправиться следом за ними в темноту леса. Если бы это было нужно — Хельги позвал бы его сам. А так остается только ждать.

ГЛАВА 10. Древнее колдовство

Неровный свет костра плясал по застывшим в неподвижности кронам деревьев. Только резвый весенний ветер путался в тонких ветках, едва обзаведшихся первой листвой. Дым стелился по земле, скрывая под собой пожухлую листву, и смешивался с густым туманом.

Берте не было холодно. Даже, несмотря на тонкое не по погоде платье, в котором еще утром она покинула свой дом и то и дело срывающиеся с губ облачка пара. И все же она дрожала. От страха. Неизвестности. От одного взгляда на жреца, что расставлял сейчас вокруг костра долбленные деревянные чаши, почерневшие то ли от времени, то ли… не хотелось думать о том, что в них было до этого, но куда спрячешься от правды? Скорее всего, в них была кровь. Жертвенная кровь, о которой рассказывала ей некогда Гесса. Кровь такой же козы, что привел Снорри. Ее козы, что годами спасала маленькую семью Берты от голодной смерти, и которой суждено закончить жизнь жертвой.

Почему то ее было жаль до слез. Наверное, потому, что Берта все еще не верила в то, что больше нет деревни, где она жила. Что все, кого она знала с детства, покинули этот мир сегодня, а те, что остались в живых, могли им только завидовать. Она не верила. Может потому, что не видела ни горящих домов, ни разбросанных трупов на пустых улочках. Не слышала, как кричали вороны, подбирающие добычу за жестокими чудовищами. Она не видела этого. Не оплакала Гессу, что теперь, наверное, блуждает в инистых туманах Хельхейма. Но сомнений не было, что все было именно так. А порой, закрывая глаза, ей виделись жуткие картины, нарисованные ее воображением. И от этой мысли к горлу подступала тошнота. Берта запретила себе пока думать об этом.

Вместо этого она мысленно стала сравнивать жреца северных волков и отца Оливера.

Искала хоть что-то общее и не находила.

Отец Оливер был гораздо моложе этого северянина, но годы в молитвах и степенности сделали его тело обрюзгшим, не способным вынести даже пяти минут быстрой ходьбы. Этот же старик… Берта удивлялась — откуда в нем столько силы и ловкости. Она в свои семнадцать едва поспевала за ним, спотыкаясь о торчащие из-под земли коварные корни деревьев. Он же… словно знал наизусть каждый куст в этом чужом для него лесу. Или может, это древние боги и духи вели его?

Она вспоминала темную рясу из грубого сукна, в которую заворачивался отец Оливер. Даже на вид она была неудобной и колючей. И разглядывала Хельги. Его одежда мало чем отличалась от одежды остальных северян. Безрукавка из мягкой кожи, что оголяла руки до самых плеч и кожаные штаны. И, наверное, единственное по чему в нем узнавали жреца, было множество колец в бороде и браслеты странного плетения на запястья. А у отца Оливера был всего лишь большой серебряный крест на груди.

Наверное, странно было то, что находясь в лесу с человеком от которого не знаешь чего ждать, занимаешься тем, что сравниваешь его с христианским священником. Но это как-то неуловимо успокаивало. И еще… Берта была почему-то уверена, что он не причинит ей вреда. По крайней мере, не убьет. А сохранить жизнь это уже и так много.

К тому же, немного справившись с потрясениями, Берта начала подумывать о том, чтобы бежать, выгадав момент, к фракийцам. Может в обитель святого Бенедикта, где сможет спрятаться за высокими стенами от всего мира. А потом разыскать брата с сестрой и начать строить свою жизнь заново. А для этого нужно было, чтобы они не сомневались в том, что Берта и сама хочет остаться с волками.

В этом решении ей помог увериться Ульв, внушающий всем своим видом чувство опасности. И еще странное чувство, словно ее загнали в угол, из которого не выбраться.

— Расскажи о ней. Для дочери ты молода. Ты ей внучка? — спросил жрец на фракийском и Берта сжала пальцы, чтобы не выдать их дрожи.

Его голос. Глухой и гулкий одновременно. Казалось, что он говорил со дна колодца. И все же она послушно ответила:

— Если ты о Гессе, то более странной женщины мне не доводилось встречать.

Старик улыбнулся. И на миг показалось, что это нехитрое движение изменило всего его, превратив в простого старика, каких множество во Фракии. И тут же снова лицо его окаменело.

— Ты знал ее? — спросила Берта, сама удивляясь своей смелости и поджав губы.

Старик оставил свои чаши и мешочки с зельями и задумчиво посмотрел на Берту. Под этим взглядом становилось неуютно. Словно на тебя смотрит древнее могущественное существо, имеющее мало общего с человеческим родом.