Северные волки (СИ)

В том проклятый день Берта проснулась, едва занялся рассвет. Странный сон все не отпускал ее. Все казалось, что она лежит нагая и замерзает посреди ледяной пустоши. И только огромный лис с шерстью, подобной огню, окутывает ее теплом. Берта тянулась к этому теплу. Запускала пальцы в густой мех. А он дышал ей в лицо. Обвивал огромным пушистым хвостом.

Это не очень помогало согреться. Но она все равно льнула к нему. Прижималась всем телом.

А когда проснулась, едва не закричала от ужаса. Лис, к которому она так доверчиво прижималась, был что ни на есть настоящим. И он, усмехаясь, смотрел на нее своими желтыми звериными глазами. На Ульве, как и на Берте, не было одежды. И не стоило сомневаться в том, что случилось. Берта рвано выдохнула.

— Как… — начала она и умолкла, даже не представляя, что говорить.

— Незабываемо, — сказал Ульв, широко улыбнувшись.

Берта так стремительно вскочила с кровати, что едва не упала, запутавшись в тонком монастырском одеяле. И тут же лицо ее залила краска, едва она увидела своего недруга в том виде, котором он пришел в этот мир.

— Пожри тебя великанша Хель, — закричала она, отведя глаза. — Чтоб перед твоим носом закрылись врата Вальхаллы. Что бы ты умер от руки женщины… Что б… Договорить он ей не дал. Вскочил с кровати и прижал к стене так, что она чувствовала все изгибы его тела. А рот закрыл ладонью, и все ее слова стали только мычанием. По щекам ее текли горячие соленые слезы. А сердце разрывалось от обиды.

— Это твоя благодарность, вельва? Тому, кто спас твою жизнь и отогревал твое тощее тело всю ночь?

Глаза Берты округлились, а мычание стихло. И едва он убрал руку, она спросила.

— Это значит…

— Что твое тело вряд ли способно пробудить в мужчине желание. К тому же если оно холодное, как льды во фьордах. Я предпочитаю женщин горячих, как пламя ассов. И ты вряд ли такова, — пояснил Ульв. — Одевайся давай. Нам пора выступать.

Берта судорожно кивнула. Вот и сбылось еще одно предсказание норн.

Выступили они, едва Берта успела умыть лицо и перекусить куском холодного мяса.

Северяне обступили ее со всех сторон.

Никто не говорил, что рад ее возвращению из стылых туманов. Но Берта чувствовала их исполненные радости взгляды. И на душе становилось легче. Она могла бы даже примириться с тем, что случилось этой ночью, тем более, что предосудительного не случилось ровным счетом ничего. Если бы не слова Хальвдана о том, что Берта быстро нашла, как согреться.

Это было обидно и горько. И почему-то она чувствовала себя виноватой. Особенно, когда он посмотрел на нее со смесью презренья и злости.

Любимец богов больше не обращал на нее никакого внимания и даже почти не разговаривал.

И о том, что произошло, рассказывал Бьерн и Хельги жрец. Что-то говорил Кнут и Аудун. Что-то поведали Кьяртан и Эрик. О чем-то она узнавала от Сигурда. И даже Ульв, ухмыляясь во всю свою лисью морду делился новостями. Только Хальвдан Любимец Богов не удостоил ее и словом.

И все те дни, что смешались в один и все те ночи, что стали одной, Берта засыпала, устроившись под боком Бьерна. Под его плащом и его защитой. Из раздумий Берту вырвал очередной приступ рвоты Лиз. Бедняжка раз за разом отдавала все съеденное морю. А сама с каждым днем становилась слабее. И как ни странно, но заботилась и вытирала лицо ей тетушка Маргрэта. А Берта хмурилась, не зная чего и ждать от этой перемены.

— Морская хворь уже должна была оставить ее, — нахмурился Бьерн. — Если она больна, лучше ее отдать Ран, пока болезнь не расползлась по всему кораблю. Умом Берта понимала, что так было бы правильно сделать. Но одна мысль о том, что Лиз опустится на дно моря, вызывала дрожь в пальцах. И каждый раз она говорила, что это скоро пройдет.

Вот и сейчас она пробежала мимо двигающих по доске фигурки воинов и опустилась между пустующих скамей, рядом с женщинами.

— Когда это пройдет? — спросила она у Маргрэты.

Тетушка Маргрэта изменилась. Стала спокойней. И больше не смотрела зверем на Берту и Лиз. Да и говорила намного меньше. К тому же в пути мужчины больше не прикасались к ней, что несколько примирило ее со своей судьбой.

— Скоро, — ответила она, обтирая Лиз мокрой тряпкой.

— Если так будет и дальше, этого «скоро» может и не наступить, — буркнула Берта. — Ее выбросят за борт. Уже заговорили о том, что стоит избавиться от источника болезни. Нужно бы что-то…

Маргрэта так скрипнула зубами, что Берта поморщилась. Женщина встала в полный рост. И посмотрела просто на Берту сверху.

— Иди и скажи им, что если хоть пальцем ее тронут, я перережу им всем глотки, пока они будут спать. А ее болезнь обычна для женщины, в чреве которой ребенок.

И прополоскав тряпку в деревянном ведре, снова принялась обтирать Лиз.

— Это ребенок Эрика? — спросила Берта, и Лиз хватило лишь на короткий кивок, прежде чем она снова свесилась через борт.

— Почему не сказала? — спросила она уже у Маргреты.

— Тебе все некогда. Киснешь, словно это тебя силой увезли от дома. Смотреть противно. А сама она не знает, как сказать это на их языке.