Северный Часовой и другие сюжеты

Готов забыть я всё: страданье, горе, слезы
И страсти гадкие, любовь и дружбу, грезы
И самого себя. Себя ли?.. Да, себя,
О, Русь, страдалица святая, для Тебя.

Стихи могут показаться слабыми (слезы-грезы, себя-тебя) и трескучими (если Русь, то уж непременно святая), но ведь в них всё правда: и страдание, и горе, и самопожертвование ради отечества.

Нетипичный гусар

А уцелел бы в сражениях – расстреляли бы большевики, как его родных братьев Иоанна, Константина, Игоря.

Бедные, бедные Романовы. Русь – святая ли, нет ли – тоже бедная. Все бедные. Всех жалко.

Про российское вечное

22.11.2013

Фандорин у меня в романе говорит: «Вечная беда России. Всё в ней перепутано. Добро защищают дураки и мерзавцы, злу служат мученики и герои». В первом варианте текста этому предшествовал рассказ пламенной революционерки мадемуазель Литвиновой о недавней «Якутской истории». Рассказ этот я при редактуре выкинул, потому что длинная вставка ломала композицию и нарушала динамику.

Я, как и Эраст Петрович, считаю, что Хаос (читай: революция) – это плохо, а Порядок (читай: городовой на перекрестке) – это хорошо. И лучше уж плохой порядок, чем «как один умрем в борьбе за это». Но почему же, почему из века в век ответственными за поддержание Порядка в России становятся почти сплошь негодяи? Ведь из-за них, скотов, в конце концов и случаются революции!

Мне все-таки хочется пересказать вам эпизод, не вошедший в роман. Там как раз про героев Хаоса и мерзавцев Порядка. В общем про российское вечное.

Март 1889 года. Первая волна русского революционного движения захлебнулась, в стране торжество реакции. Бывшие народовольцы из тех, кто не убежал за границу, все в Сибири.

В далеком Якутске скопились осужденные, кто приговорен к высылке в края, куда Макар телят не гонял: на Колыму или еще дальше, к полюсу холода. В девятнадцатом веке туда добирались много месяцев. Не то что железных дорог – просто дорог практически не существовало.

В Якутске собрались не каторжные, а ссыльные, то есть те, кто жил без конвоя, по частным домам. Люди обеспеченные вообще прибыли сюда не этапом, а за свой счет. Некоторые приехали с женами, даже с детьми.

Вице-губернатор Осташкин

И вот отзывают прежнего губернатора, а временным назначают вице-губернатора Осташкина. Этому чиновнику ужасно хочется занять освободившуюся должность. Он знает веяния времени: в цене сейчас беспощадность к врагам власти. Знает, что больше всего наверху серчают на «образованных» и на «жидов».

И вице-губернатор отдает распоряжение немедленно, не дожидаясь весны и потепления, отправить к местам отбывания ссылки группу из 33 человек. Все без исключения «образованные». Большинство – евреи.

Вообще-то это верная гибель. По лютому холоду, по безлюдному краю, на обессилевших за зиму оленях ссыльным предстояло преодолеть три тысячи верст. Теплой одежды и провианта в достаточном количестве купить в Якутске было негде, по пути – тем более.

Все приговоренные собираются вот в этом доме, где у ссыльных было что-то вроде клуба и библиотеки.

Решают, что раз все равно погибать, то лучше уж здесь. У некоторых есть револьверы, но впоследствии выяснится, что в боевом состоянии только один из них, «смит-вессон», все остальные – бесполезные «лефоше», пуляющие шагов на пятнадцать. Как водится, есть партия рассудительных (ее возглавляет Альберт Гаусман, юрист с двумя университетскими дипломами, самый старый из всех – 28 лет) и партия отчаянных – в ней верховодят бывший бомбист Лев Коган-Бернштейн и дворянин Николай Зотов (тип Рахметова – храбрец, отличный стрелок, в прошлом любитель-змеелов).

Побеждает голос разума. Отправляют Осташкину классический интеллигентский протест.

В ответ вице-губернатор присылает офицера с солдатами. Офицер ведет себя грубо, хватает беременную Софью Гуревич. Ее муж стреляет, не попадает. Мужа убивают на месте. Обезумевшая от ужаса Софья Гуревич бросается на убийц – ей протыкают штыком живот (умрет в больнице).

Тогда огонь открывает серьезный человек Зотов. Подпоручик ранен, один полицейский убит, солдаты ретируются.

Но ненадолго. Вскоре прибывает с подкреплением радостный Осташкин (ух сейчас выслужится!). Зотов выскакивает из дома, стреляет по вице-губернатору. Тот бежит, петляет. Змеелов меткий, но пуля попадает в пуговицу шинели.

А потом начинается побоище. За десять минут солдаты сделали 750 выстрелов. Убили и ранили половину тех, кто находился в доме, в том числе нескольких женщин.

Осажденные пытались сдаться, но каждого, кто выбегал на крыльцо с белым платком, убивали на месте.

Наконец выстрелы стихли. Выживших забрали в тюрьму.

Софья Гуревич

Суд состоялся здесь же, в Якутске. Своеобразный: без адвокатов. Разумеется, без прессы. Можно было не церемониться – государь император заранее начертал собственной рукой резолюцию: «Необходимо примерно наказать».