Читаем Северный крест полностью

Зубы у Слепцова росли вкривь-вкось, во все стороны, этаким расхлябанным пляшущим частоколом, но как ни странно, именно эти пляшущие зубы делали улыбку капитана заразительной; солдаты, глядя на Слепцова, сами начинали улыбаться. Единственное, что портило эту улыбку — в зрачках капитана периодически возникал беспощадный железный свет, и мигом становилось ясно, что это за человек.

Миноноска и два тихоходных монитора выстроились в цепочку и, пыхтя машинами, двинулись вверх по реке Онеге.

Кудрявые серо-зелёные берега неторопливо поползли назад, Арсюха жадно вглядывался в них, выискивал глазами сухие гривы, на которых, по его мнению, обязательно должны были стоять избы, и морщился неодобрительно, не видя их.

   — Андрюха, а где же люди? — спрашивал он у Котлова нервно, — куда народ подевался?

   — В лесу, — отвечал тот коротко и непонятно, — в партизанах.

У Арсюхи словно сами по себе нервно передёргивались плечи, нижняя, влажно поблескивающая губа безвольно отвисала. У Арсюхи в этом походе имелся свой корыстный интерес — он вёз спички. Для продажи. Настоящие английские спички, не дающие сбоя — в отличие от тех, которые выпускались в Петрограде. Петроградскими спичками хорошо в зубах ковыряться, и только, а английские спички ещё и зажигаются, и горят превосходно. И выглядят красиво, не в пример петроградским, которые похожи на кривозубую ведьминскую расчёску, выброшенную за ненадобностью из сумки Бабы-яги, либо на улыбку капитана Слепцова.

Имел Арсюха и кое-что ещё. Из лакомств. И опять-таки товар был первосортный, английский. Вёз Арсюха целых два чемодана — а чемоданы были у него похожи на большие семейные шкафы — добра туда вмещалось много.

В одном чемодане хранился «божественный продукт», которого Арсюха мог сожрать сколько угодно (а главное, продукт этот мог храниться сто лет и не портился, всегда бывал свежим), — говяжья тушёнка, во втором чемодане — железные банки с консервированной клубникой, продукт, который англичане поедали исключительно сами, едоков со стороны не допускали. Эти товары Арсюха Баринов надеялся реализовать в экспедиции. Ещё Арсюха мог предложить любителям кое-что «деликатесное» — сигнальные французские гранаты и невидаль, русскому мужику совершенно неведомую, — презервативы.

Он показал бумажную пачечку — небольшой конверт, на котором был нарисован безмятежно улыбающийся джентльмен с крупными, как у лошади, зубами.

   — Что это? — осторожно полюбопытствовал Андрюха.

   — Эта штука делает мужчину мужчиной, — важным голосом сообщил Арсюха. Баба получает такое наслаждение — м-м-м... Будто барыня, которая сладко л) землянику ест со свежими сливками. И мужик не устаёт — может хоть сто раз подряд сделать своё дело — такая у этого предмета сила. — Арсюха приподнял бумажную пачечку.

   — Кто же изобрёл такой механизм? — с завистью спросил Андрюха.

   — Как кто? Англичане, — убеждённо ответил Арсюха.

   — И думаешь, деревенские мушки разберут этот товар?

   — Всё покупать не будут — не по карману, а десятка два орлов приобретёт. Тем более вещь эта — вечная. Резиновая.

   — А как она выглядит? — Андрюха щёлкнул ногтем по пакетику — попал улыбающемуся джентльмену точно по зубам.

   — Обычная варежка.

   — Со шнуровкой?

В твёрдом взгляде Арсюхи проступило сомнение.

   — Если честно — не знаю, — решил признаться он.

   — И что делают с этой резиновой варежкой?

   — Надевают на причиндал поплотнее и работают ею до посинения.

   — Нет, не купят её у тебя деревенские мужики. — Андрюха с сомнением покачал головой. — Не поймут.

   — Денег в деревнях полно, это я знаю доподлинно точно, — сказал Арсюха, — накопил народ. Дальше копить нельзя — деньги гнить будут. Так что купят, будь уверен... И это купят. — Он достал из чемодана банку тушёнки, подкинул её в руке. — Очень нужная вещь для охотника, когда он на пару месяцев уходит в тайгу. Англичане называют это дело, — Арсюха поморщился, стараясь выговорить незнакомое слово, внутри у него что-то заскрипело, он напрягся и с облегчением вздохнул: — «Стью мит».

   — Что это такое? — настороженно спросил Андрюха. — Не отрава?

   — Сам ты отрава! — возмущённо щуря подбитые глаза, заревел Арсюха, замахнулся на собеседника железной банкой.

   — А как переводится на русский язык? — поспешил спросить Андрюха. Куцые редкие бровки на его лице вскинулись.

Арсюха опустил банку, поездил из стороны в сторону влажным ртом.

   — Не знаю. Вот наш лейтенант английский знает, а я — нет.

   — Но ты произнёс это мудреное словечко без запинки.

   — Это я заучил специально. — Арсюха важно наморщил лоб. — Как думаешь, пойдёт у меня в деревнях торговля этими банками или нет?

Андрюха приподнял одно плечо.

   — Как сказать... Мужики, конечно, обомлеют от этого товара, особенно... — Андрюха выразительно пощёлкал пальцами, — ну, от этого...

   — Чего «особенно»?

   — Ну, от этого самого, что на причиндал навинчивается...

-— По-английски это называется «гондон». — Вид Арсюхин сделался ещё более значительным.

   — Мужики в обморок будут грохаться — во передовая наука до чего доскреблась...

   — Мне не это важно знать, — перебил его Арсюха, — будут мужики рассупонивать свои кошеля, чтобы купить товар, или нет?

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Русского Севера

Осударева дорога
Осударева дорога

Еще при Петре Великом был задуман водный путь, соединяющий два моря — Белое и Балтийское. Среди дремучих лесов Карелии царь приказал прорубить просеку и протащить волоком посуху суда. В народе так и осталось с тех пор название — Осударева дорога. Михаил Пришвин видел ее незарастающий след и услышал это название во время своего путешествия по Северу. Но вот наступило новое время. Пришли новые люди и стали рыть по старому следу великий водный путь… В книгу также включено одно из самых поэтичных произведений Михаила Пришвина, его «лебединая песня» — повесть-сказка «Корабельная чаща». По словам К.А. Федина, «Корабельная чаща» вобрала в себя все качества, какими обладал Пришвин издавна, все искусство, которое выработал, приобрел он на своем пути, и повесть стала в своем роде кристаллизованной пришвинской прозой еще небывалой насыщенности, объединенной сквозной для произведений Пришвина темой поисков «правды истинной» как о природе, так и о человеке.

Михаил Михайлович Пришвин

Русская классическая проза
Северный крест
Северный крест

История Северной армии и ее роль в Гражданской войне практически не освещены в российской литературе. Катастрофически мало написано и о генерале Е.К. Миллере, а ведь он не только командовал этой армией, но и был Верховным правителем Северного края, который являлся, как известно, "государством в государстве", выпускавшим даже собственные деньги. Именно генерал Миллер возглавлял и крупнейший белогвардейский центр - Русский общевоинский союз (РОВС), борьбе с которым органы контрразведки Советской страны отдали немало времени и сил… О хитросплетениях событий того сложного времени рассказывает в своем романе, открывающем новую серию "Проза Русского Севера", Валерий Поволяев, известный российский прозаик, лауреат Государственной премии РФ им. Г.К. Жукова.

Валерий Дмитриевич Поволяев

Историческая проза
В краю непуганых птиц
В краю непуганых птиц

Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) - русский писатель и публицист, по словам современников, соединивший человека и природу простой сердечной мыслью. В своих путешествиях по Русскому Северу Пришвин знакомился с бытом и речью северян, записывал сказы, передавая их в своеобразной форме путевых очерков. О начале своего писательства Пришвин вспоминает так: "Поездка всего на один месяц в Олонецкую губернию, я написал просто виденное - и вышла книга "В краю непуганых птиц", за которую меня настоящие ученые произвели в этнографы, не представляя даже себе всю глубину моего невежества в этой науке". За эту книгу Пришвин был избран в действительные члены Географического общества, возглавляемого знаменитым путешественником Семеновым-Тян-Шанским. В 1907 году новое путешествие на Север и новая книга "За волшебным колобком". В дореволюционной критике о ней писали так: "Эта книга - яркое художественное произведение… Что такая книга могла остаться малоизвестной - один из курьезов нашей литературной жизни".

Михаил Михайлович Пришвин

Русская классическая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза