Северный крест. Миллер

К вечеру пошёл дождь, мелкий, как пыль, беззвучный, он возникал в воздухе буквально из ничего и оседал густой холодной плёнкой на людях, оружии, настиле деревянной дороги, проникал внутрь, руки от небесной влаги делались вялыми, морщинистыми, из них уходила сила, пальцы мертвели.

Чижов приполз к Слепцову, покусал зубами сырую травинку.

   — Народ волнуется, — сообщил он, — как бы отката на мониторы не было.

   — Не будет, — мрачно пообещал капитан, — пару человек начиним свинцом — у других навсегда будет отбита охота куда-либо вообще откатываться...

   — Может, снова попробуем пощупать монастырь? — спросил Чижов. — Чтобы народ не закисал.

   — Попробовать можно, но десятка два людей потеряем.

   — Жалко.

   — Ночи слишком светлые... А вот организовать разведку не мешает.

В разведку отправились двое — доброволец Арсюха Баринов и Фёдор Дроздов. Хотя у Дроздова на лице было написано очень красноречиво: в разведку этому бойцу идти никак не с руки... Тем не менее Арсюха подтолкнул его:

   — Не тушуйся, мужик, монашек пощупаем.

   — Ногу я себе здорово натёр, — пожаловался Дроздов. — Пока мы топали по этой бревенчатой дороге, не я один, наверное, обезножил...

   — До свадьбы всё заживёт.

Дроздов усмехнулся.

   — До свадьбы? Да я уже двоих детишек успел настругать.

   — Молодец, — восхитился Арсюха, первым уползая в светлый, прозрачный, противно пищащий комарьём сумрак. С собой в разведку он потащил «сидор» с тремя банками консервированной клубники, тремя пачками презервативов и двумя банками тушёнки. — Монахи явно голодают, — сказал он. — А денежки у них есть. Всегда водились. Да потом товар этот — м-м-м, — он встряхнул мешок, — монахи такого никогда в жизни не едали.

Дроздов нехотя пополз за ним в прозрачный сумрак леса. В голове у него продолжала сидеть мятежная думка: «И на хрена козе баян — какая-то чумная разведка? Такая же напасть, как брюшной тиф. Не было печали, называется...»

Самое трудное и опасное — преодолевать открытые места — в любом углу можно наткнуться на засаду. Арсюха, шустро приподнимая зад, переползал от куста к кусту, от стенки к стенке, наконец добрался до двухэтажного кирпичного дома.

Первый этаж, как и везде на Севере, в этом доме был нежилым — здесь зимою сохраняли скот от волков и морозов — люди жили на втором этаже.

   — Неплохо устроились монахи, — похвалил Арсюха, — со вкусом, с умом... Сами на втором этаже, а молоко с рыбой и вареньем — на первом. Голодными никогда не будут.

Он приоткрыл дверь в дом и невольно вздрогнул — в сенцах, в прозрачной темноте стоял человек и внимательно смотрел на него.

   — Ты чего? — опешив, пробормотал Арсюха. Про то, что он был вооружён, Арсюха даже забыл.

   — А ты чего? — спросил человек. — Воровать сюда пришёл?

   — Нет, — поспешно мотнул головой Арсюха, — упаси Боже!

   — Тогда чего скребёшься?

   — Краснюков тут много?

Человек усмехнулся и вышел из сенцев на улицу.

   — Почитай, весь монастырь.

   — Ты тоже краснюк?

   — Я никакой, — сказал человек, покосился на Дроздова, стоявшего за дверью с винтовкой наизготовку, — ни красный, ни белый, иначе бы я давно всадил тебе вилы в пузо. А краснюков тут много — человек сто пятьдесят будет... Плюс пулемёты.

   — Пулемётов много? — деловито осведомился Арсюха.

   — Я насчитал пять.

Арсюха не выдержал, крякнул:

   — Много!

   — Оборону можно держать месяц.

   — Ты монах? — в лоб спросил Арсюха.

   — Разве я похож на монаха? Я обыкновенный рабочий, мастеровой человек: могу печь сложить, могу валенки подшить, могу из козловой шкуры кожу для сапог выделать...

Арсюха сдёрнул с плеча «сидор», расшнуровал горло.

   — Товаром не интересуешься?

   — А что, собственно, у тебя есть? — Лоб у мужика собрался лесенкой.

   — Английский цимус. Продаю недорого.

Мужик вздохнул:

   — Вряд ли ты, милый, найдёшь в монастыре покупателей. Монахи — народ бедный. А работный люд, такой, как я, — ещё беднее.

   — А я, наоборот, слышал, что монахи — люди богатые.

   — Ошибаешься, служивый.

   — Теперь, дядя, скажи мне...

   — Дядя, — не выдержав, невольно хмыкнул мужик, покрутил головой, — дядя...

   — Скажи мне, где краснюки расположились?

   — Кто где. Но здесь их нет, — мужик повёл головой в сторону тёмных сенцев, — здесь живут семейные рабочие.

Через несколько минут Арсюха с Дроздовым отправились в обратный путь. Арсюха был мрачен: не думал, что торговые дела его будут так жалко выглядеть.

   — Не гадал я, что гешефта у меня не получится, — пожаловался он Дроздову, удручённо помял пальцами затылок. — Но ничего, ничего, мы своё возьмём.

* * *

Когда немного стемнело, оба отряда стали обкладывать монастырь — по низинам, по ложбинам, под прикрытием кустов подползли к храму, увенчанному высоким шатром, — Успенскому собору, несколько человек попластались дальше — к часовне Серапиона и Аврамия — блаженных старцев, на которой также был установлен пулемёт.

Было тихо. Слышалась лишь комариная звень, вышибающая на коже нехорошую крапивную сыпь: комары тугими пробками запечатывали ноздри, набивались в рот, мешали дышать и — жалили, жалили, жалили... Люди терпели, притискивались к земле, сами становились землёю.