Северный полюс

Происходившие в последнее время дискуссии, на которых всерьез обсуждался вопрос о том, какой размер имеет Северный полюс — в четверть ли ярда, или в шляпу шириной, или в 36 квадратных миль, — абсолютно смехотворны.

Строго говоря, Северный полюс — это всего-навсего математическая точка и, следовательно, согласно математическому определению точки, не имеет ни длины, ни ширины, ни толщины.

На вопрос, насколько точно может быть определен полюс (именно этот пункт и путал невежественных мудрецов), следует ответить: это зависит от характера измерительных инструментов, умения пользоваться ими и количества произведенных наблюдений.

Если бы на полюсе была суша и там на прочных основаниях можно было бы установить мощные приборы высокой точности, подобные тем, что используются в крупнейших обсерваториях мира, то опытные наблюдатели путем многократных наблюдений в течение многих лет смогли бы установить местонахождение полюса с высокой степенью точности.

С помощью обычных полевых инструментов, таких, как теодолит и секстант, опытный наблюдатель, произведя ряд наблюдений, сможет определить пределы местонахождения полюса вполне удовлетворительно, однако не с такой степенью точности, как вышеупомянутым методом.

Считается, что при удовлетворительных условиях ординарное наблюдение на море с помощью секстанта и естественного горизонта, обычно производимое капитаном, позволяет определить местонахождение корабля с точностью до мили.

Что касается наблюдений в арктических областях, то здесь обнаруживается тенденция со стороны специалистов, не имеющих практического опыта такой работы, переоценивать и преувеличивать трудности и минусы астрономических наблюдений, производимых в условиях низких температур.

Мой личный опыт свидетельствует, что для опытного наблюдателя, одетого в меховую одежду и производящего наблюдения в безветренную погоду при температурах, скажем, не ниже минус 40° по Фаренгейту [162], холод не является серьезной помехой. Величина и характер ошибок, обусловленных воздействием холода на инструмент, возможно, могут быть предметом дискуссии и определенных расхождений во мнениях.

Я лично испытывал самые серьезные затруднения из-за глаз.

Для глаз, многие дни и недели подверженных неослабевающему действию яркого солнечного света, которые постоянно напрягаешь, прокладывая курс по компасу и двигаясь на определенную точку, для глаз проведение серии наблюдений — это обычно что-то кошмарное после того напряжения, с каким сосредоточиваешь взгляд, ловишь на поверхности ртути отражение солнца и считываешь показания верньера [163] на слепящем свету, о котором имеют представление только те, кто сам производил наблюдения при ярком солнечном свете на сплошных снежных пространствах арктических областей, — глаза обычно наливаются кровью и болят потом несколько часов.

После вышеописанной серии непрерывных наблюдений в окрестностях полюса мои глаза в течение двух или трех дней не годились ни для какой работы, требующей сосредоточенного зрения, и если бы на обратном пути мне в течение двух или трех дней пришлось прокладывать курс, это было бы для меня в высшей степени затруднительно.

Дымчатые очки, которые мы носили постоянно во время переходов, помогают лишь отчасти и не полностью защищают глаза, так что за время наблюдений мои глаза крайне устали и были временами ненадежны.

Авторитеты дают различные оценки ошибок, возможных при проведении астрономических наблюдений на полюсе. Я лично склонен допустить погрешность в пять миль.

Никто, за исключением людей, абсолютно не сведущих в подобных делах, не может предположить, что с помощью своих инструментов я мог точно определить местонахождение полюса; однако, определив его местонахождение приблизительно и допустив возможную погрешность в 10 миль, я неоднократно пересек в различных направлениях соответствующую область в 10 миль в поперечнике, и никто, кроме людей самых невежественных, не усомнится в том, что в какой-то момент я прошел близко от самой точки полюса или, быть может, прямо по ней.

Разумеется, наше прибытие к столь труднодоступному месту назначения не обошлось без некоторых довольно-таки простых церемоний, которых мы заранее не продумывали. Мы водрузили на верхушке мира пять флагов. Первым был шелковый американский флаг, который сшила мне жена 15 лет назад. Флаг этот побольше любого другого попутешествовал в высоких широтах. Я брал его с собой, обвернув вокруг тела, во все свои полярные экспедиции и оставлял кусочек во всех самых северных пунктах, которых достигал. Это были, последовательно, мыс Моррис-Джесеп, самая северная оконечность суши исследованного мира; мыс Томас-Хаббард, самая северная из известных оконечностей Земли Джесепа, к западу от Земли Гранта; мыс Колумбия, самая северная оконечность североамериканских земель; и крайний северный пункт, до которого я дошел в 1906 году, — 87°06' северной широты, — во льдах Полярного моря [164]. К тому времени, как флаг попал на полюс, он уже несколько истрепался и полинял.