На девятый или десятый день, отчаянно рискуя, мы, вероятно, могли бы пересечь полынью по молодому льду, но в моей памяти слишком живо было воспоминание о 1906 годе, когда мы чуть было не погибли, пересекая Великую полынью по находящемуся в волнообразном движении льду; к тому же Марвин должен был находиться где-то близко от нас, а потому я выждал еще 2 дня, чтобы дать ему возможность соединиться с нами.
Все это время Макмиллан оказывал мне неоценимую помощь. Видя беспокойство эскимосов, он, без малейшего намека с моей стороны, всецело посвятил себя тому, чтобы занять и заинтересовать их играми и всевозможными спортивными «фокусами». Это был один из тех случаев, когда человеку представляется возможность молча показать, из какого теста он слеплен.
Вечером 10 марта полынья почти закрылась, и я распорядился наутро готовиться к выходу. Задержка стала невыносимой, и я решил рискнуть в надежде, что Марвин с керосином и спиртом догонит нас.
Разумеется, у меня была и другая возможность – вернуться назад и выяснить, в чем дело. Однако я отверг эту мысль. Мне не улыбалась перспектива пройти лишние 90 миль, не говоря уже о психологических последствиях такого шага для членов экспедиции.
Я не боялся за участь людей. Я был уверен, что Боруп достиг суши без задержки, а у Марвина, если его остановила на время прибрежная полынья, был с собой груз, который сбросил с поврежденных саней Кудлукту, и в грузе этом были все необходимые припасы. Однако мне не верилось, чтобы прибрежная полынья так долго оставалась открытой.
Утро 11-го выдалось ясное и спокойное. Температура была -40°. Это означало, что вся открытая вода затянулась льдом. Мы рано вышли в путь. В иглу я оставил записку для Марвина следующего содержания:
4-й лагерь, 11 марта 1909 года.
Ждали здесь 6 дней. Больше ждать не можем. У нас не хватает топлива. Продвигайтесь как можно скорее и догоните нас. Буду оставлять записку на каждой стоянке. Когда приблизитесь к нам, вышлите вперед легкие сани с запиской, чтобы они нас нагнали.
Через 3–5 переходов намереваюсь отослать обратно доктора Гудсела с эскимосами. Он должен встретиться с вами и сообщить, где мы находимся.
Пересекаем полынью по курсу ост-зюйд-ост.
Боковых подвижек льда не было в течение 7 дней. Полынья только открылась и закрылась. Не останавливайтесь здесь лагерем. Перейдите полынью. Давайте собакам полный рацион и погоняйте.
Совершенно необходимо, чтобы вы догнали нас с топливом.
Выхожу отсюда в 9 часов утра в четверг 11 марта.
Р. S. На тот случай, если вы прибудете слишком поздно и не сможете догнать нас, я попросил капитана забрать из ваших мешков общий материал.
Мы благополучно перебрались через полынью и прошли за день не менее 12 миль. В этот переход мы пересекли еще семь полыней от полумили до мили шириной; каждая была затянута молодым льдом, по которому едва-едва можно было пройти. Все отряды, включая отряд Бартлетта, шли вместе.
В этот переход мы пересекли 84-ю параллель. Всю ночь под действием прилива лед сплачивался вокруг лагеря. Не прекращающийся скрежет, стоны и треск льда слышались всю ночь напролет. Однако я спал спокойно: наши иглу стояли на тяжелом ледяном поле, которое едва ли могло изломаться.
Утро снова выдалось ясное, но температура понизилась до -45°. Мы снова проделали не меньше 12 морских миль, причем в первую половину пути преодолели много трещин и узких разводьев, а вторую шли по сплошным полям старого льда. Я был уверен, что пояс многочисленных разводьев, который мы прошли за последние два перехода, это и есть Великая полынья и что теперь мы благополучно миновали ее. Я надеялся, что Марвин и Боруп со столь необходимым нам запасом топлива пересекут «Великую полынью» прежде, чем снова поднимется ветер; достаточно было 6 часов крепкого ветра, чтобы подвижки льда начисто стерли наш след, и искать нас тогда в обширной снежной пустыне было бы все равно, что искать иголку в стоге сена, как говорится в пословице.