Северный полюс. Южный полюс

Мы перешли 87-ю параллель и вступили в область постоянного дневного света – солнце за наш последний переход не садилось. В эту ночь я уснул с легким сердцем: мы пересекли 87-ю параллель здоровыми, со здоровыми собаками и достаточным запасом продовольствия на санях. Три года назад я был вынужден повернуть обратно с 87°6 северной широты – всего в 6 милях севернее той широты, где мы теперь стояли лагерем; мои собаки были истощены, запасы на исходе, и все мы были угнетены и разочарованы. Мне тогда казалось, что повесть моей жизни закончена и прочно перечеркнута словом «поражение».

Теперь, постарев на 3 года и оставив за плечами 3 года неумолимо изнашивающей человека арктической игры, я вновь стоял за 87-й параллелью, по-прежнему устремленный к цели, которая манила меня столько лет. Но даже сейчас, поставив свой наивысший рекорд, сейчас, когда все, казалось, сулило удачу, я не решался особенно доверяться предательскому белоснежному льду, 180 морских миль которого простирались между мною и концом пути. Я долгие годы верил, что достичь полюса можно и что это написано мне на роду, но я всегда напоминал себе о том, что многие люди подобно мне стремились к какой-нибудь заветной цели и терпели неудачу в конце.

Наутро 28 марта мы проснулись при ослепительно сверкающем солнце, но впереди надо льдом нависла густая, зловещая мгла и дул резкий северо-восточный ветер, что в переложении с языка Арктики означало открытую воду. Неужели опять неудача? На этот вопрос никто не мог ответить. Бартлетт, разумеется, снова вышел в путь задолго до того, как я и мои люди проснулись. Это соответствовало общему плану, о котором я уже говорил: головной отряд должен быть в пути, пока основной спит, и наоборот, так чтобы оба отряда могли ежедневно держать связь друг с другом.

Быстро передвигаясь вперед по проложенному Бартлеттом следу, мы через 6 часов достигли его лагеря – Бартлетт остановился перед широкой полыньей. К северо-западу, северу и северо-востоку от нее нависало черное водяное небо, а внизу стелился густой туман, который мы видели перед собой в течение всего дня. Чтобы не потревожить Бартлетта, мы остановились в 100 ярдах поодаль, как можно тише построили иглу и, поужинав пеммиканом, сухарями и чаем, легли спать. Мы проделали около 12 миль по гораздо лучшей дороге, чем та, по которой шли последние несколько переходов, причем двигались почти по прямой, по большим ледяным полям и молодому льду.

Уже засыпая, я услышал треск и стон льда вблизи иглу, но, так как шум был не сильный и скоро прекратился, я решил, что лед сжимается и полынья закрывается. Убедившись, что мои рукавицы под рукой и я могу в случае необходимости мгновенно схватить их, я перевернулся на постели из оленьих шкур и стал засыпать. Только я задремал, как вдруг снаружи раздался чей-то взволнованный крик.

Вскочив на ноги и заглянув в смотровое окошечко иглу, я обмер: между нашими двумя иглу и иглу Бартлетта протянулась широкая полоса черной воды, причем ближний край ее проходил чуть ли не перед самым нашим входом. На противоположной стороне полыньи стоял один из людей Бартлетта, он пронзительно кричал и жестикулировал со всей отчаянностью возбужденного и насмерть перепуганного эскимоса.

Разбудив своих спутников, я вышиб ногой снежную глыбу, служившую дверью, и в мгновение ока выскочил наружу. Трещина во льду прошла в каком-нибудь футе от того места, где были привязаны собаки одной из наших упряжек, еще немного – и их стащило бы в воду. Другая упряжка лишь чудом спаслась от погребения заживо под торосистым нагромождением – подвижка льда как нарочно прекратилась после того, как завалило петлю веревки, удерживавшей постромки на льду. Иглу Бартлетта сносило в восточном направлении на ледяном плоту, отколовшемся от ледяного поля, а за ним, насколько позволял видеть валящий из полыньи туман, была сплошь черная вода. Похоже было на то, что ледяной плот с отрядом Бартлетта столкнется с нашей льдиной чуть подальше, и я крикнул его людям, чтобы они сворачивали лагерь, спешно запрягали собак и были готовы перескочить к нам при первой возможности.

Затем я повернулся в другую сторону и оценил наше собственное положение. Два наших иглу, Хенсона и мой, стояли на небольшом обломке старого ледяного поля, отделенным трещиной и торосистым нагромождением от большого ледяного поля к западу от нас. Было ясно, что еще одно небольшое растяжение или сжатие – и мы тоже отделимся от своего поля и поплывем подобно отряду Бартлетта.

Я выдворил Хенсона и его людей из их иглу, приказал всем немедленно собирать вещи и запрягать собак и, пока они занимались этим, разровнял проход через трещину к большому ледяному полю на западе. Я делал это с помощью ледоруба – заваливал трещину льдом и выравнивал поверхность так, чтобы можно было перевезти сани на другую сторону. Как только грузы были переправлены и надежно устроены на ледяном поле, мы все подошли к краю полыньи, чтобы помочь Бартлетту перетащить сани на нашу сторону в тот момент, когда ледяной плот соприкоснется с краем полыньи.