Северный шторм

Божественная Цитадель мчалась сквозь время и Вселенную, вовсе не безмолвную, а наполненную множеством звуков, а также музыкой, что не прекращалась ни на мгновение. Что за инструмент мог извлечь такую умопомрачительную музыку? Уж не пресловутый ли Гьяллахорн, в существование которого так истово верил Вороний Коготь? Хотя, если задуматься, разве можно на горне, хоть и божественном, сыграть такую мелодию? Нет, музыка, что мы слышали, скорее напоминала органную: в меру сложная, мощная, величественная и навевающая мысли о вечном.

Возможно, при иных условиях я бы не поленился выяснить хотя бы основной принцип работы «генератора миражей» – еще одной обнаруженной нами загадки канувшей в Лету цивилизации. И пусть его практическая ценность являлась довольно сомнительной, однако, если рассматривать этот генератор как неотъемлемую часть древней культуры, исследовать его все-таки было необходимо. Разумеется, не таким способом, каким сейчас это делали мы (в нашу эпоху машину Максюты следовало бы назвать генератором паники, а не миражей), но в закрытых лабораториях любой из современных технических Академий этот аппарат непременно раскрыл бы человечеству много любопытных тайн…

Но, к великому сожалению для человечества, здесь, на площади Святого Петра, генератору миражей было суждено пропеть свою «лебединую песню»…

Наше «Путешествие сквозь Вселенную» оборвалось столь же неожиданно, как и началось, безо всякого приличествующего такому действу финала. Фантастический полет через пространство и время завершился так, как обычно гаснет электрический свет, доля секунды – и вместо несущихся навстречу галактик над головой вновь мерцают привычные звезды. Правда, теперь, когда нам посчастливилось взглянуть на них вблизи, они уже не казались такими притягательными и загадочными – всего лишь тусклые огоньки на светлеющем небе…

Впрочем, сравнение с погасшим светом оказалось вовсе не сравнением, а именно той причиной, по которой и прекратилось «Путешествие…». Увлеченный происходящим, я не расслышал удара секиры, что перерубила силовой кабель, идущий от электростанции к машине Максюты. Однако, едва это произошло и бьющие в небеса потоки света мгновенно иссякли, а музыка смолкла, я сразу же заметил неподалеку от себя Торвальда. Он в ярости выдирал лезвие Хьюки, застрявшее в досках кузова. Грингсон запрыгнул в грузовик с одной целью – закончить это представление и дать выход переполнявшей его ненависти. Чем был вызван ее очередной приступ, я догадался уже через секунду.

– Мыльный пузырь! Проклятый мыльный пузырь! – как одержимый, кричал по-святоевропейски Вороний Коготь, рывками освобождая секиру из расщепленной доски. Похоже, глумливые слова Пророка настолько засели Торвальду в голову, что, желая того или нет, он даже взялся браниться на языке своего обидчика. – Значит, такую шутку ты решил сыграть со мной, Видар?! И это после того, как забрал моего сына?! Да будь же ты проклят вместе со своим поганым башмаком!..

После этих слов Вороний Коготь сорвал с себя амулет, плюнул на него и швырнул тот на булыжники площади. Еще не пришедшие в себя после впечатляющего представления, норманны все как один вздрогнули, поскольку отказывались верить в то, что сейчас увидели. Как, впрочем, и я. С опаской поднявшись на ноги, я попятился к открытому борту – мне отнюдь не хотелось находиться рядом с чокнутым конунгом, размахивающим топором.

Наконец, застрявшая секира поддалась, и Торвальд отметил это восторженным воплем, в котором, однако, безумия было куда больше, чем восторга.

– Вы предали меня, боги!!! – занеся Сверкающего Хьюки над головой, взревел Грингсон на всю притихшую в ужасе площадь. – За это я проклинаю вас, слышите?! Проклинаю!!!

И одним ударом секиры снес несколько длинных шипов у уже почти остановившей вращение сферы. Затем ударил еще и еще и бил до тех пор, пока практически все шипы на сфере не были отрублены или отломаны. Сокрушительные удары Грингсон чередовал с громкими проклятиями, адресованными все тем же богам или кому-либо из них конкретно.

Закончив охаживать сферу, Вороний Коготь взялся кромсать секирой чаши-отражатели. Каждая из них была изготовлена из тонкого металла, поэтому очень скоро вместо чаш на стойке остались лишь рваные лепестки, дребезжащие и лязгающие при очередном ударе. А Грингсон все не унимался и, разбив одним ударом приборную панель, переключился на стойку у основания сферы – очевидно, решил окончательно расправиться с механическим монстром, отрубив ему голову.

Продолжая хранить напряженное молчание и глядя на Вороньего Когтя изумленными глазами, норманны поднимались на ноги, после чего так и оставались топтаться в нерешительности. То, что дружинники слышали в данный момент собственными ушами, вовсе не было слуховой галлюцинацией, как и громивший трофейную машину конунг-богохульник не являлся миражом. Именно эти проклятия и повергли «башмачников» в замешательство – припадки ярости случались с конунгом и раньше, но, даже пребывая в состоянии крайнего аффекта, Грингсон не позволял себе таких крамольных речей.