Она лежала под Альмодом и думала о том, чтобы все это скорее закончилось. Так странно, но они почти не разговаривали. Когда конунг приходил в покои, то просто требовал свое. Попытки поговорить с ним заканчивались избиением. Он брал ее за волосы и жадно впивался в нее губами. Она знала, что он относится к ней как к девушке невоспитанной и доступной. Надо было менять его отношение к ней, но перед тем, как что-то предпринять, он уже целовал ее. Всегда приходил только после того, как выпьет добрую порцию эля. Медовый месяц уже давно закончился, а он все продолжал пить. Целыми днями он занимался работой, за ужином пил, а затем они «топтались в постели» и к ее несчастью он был очень вынослив, несмотря на свой возраст.
С момента отбытия Рагнара прошел ровно месяц. Вестей не было. Сейчас Далия думала о нем и понимала, что всегда думает в моменты интимных утех. Это помогало ей переживать ночи близости с конунгом, вспоминая его сына.
Наконец все было окончено. Довольный и уставший правитель повалился на постель.
Далия спустилась вниз и приказала приготовить ванну.
— Горячей воды, миледи? — вежливо поинтересовались слуги.
— Нет, горячей не надо, сделайте воду теплой — улыбнулась правительница.
Слуги все приготовили и встали возле ванны, стараясь предугадать любой каприз их правительницы.
— Нет, оставьте меня, пожалуйста — сказала Далия.
— Ваше сиятельство, просим простить нашу дерзость, но Вы никогда не позволяете нам остаться… — виновато прошептала одна из служанок.
— Да, я не люблю, чтобы кто-то был рядом. Большую часть своей жизни я была одна, принимая ванну и хочу, чтобы это одно из немного, что осталось неизменным.
Все покинули комнату, оставив правительницу одну.
Далия освободилась от платья. Сегодня она даже не успела раздеться, как пришел конунг. Ей надо было показать ему то, что она так долго от него скрывает.
Девушка погладила область живота, понимая, что сейчас ее тошнит от вида еды и что она теперь не одна. Вся надежда на то, что этот ребенок Рагнара, а не конунга.
Принца долго не было и поэтому, вечерами, Далия вытирала свои слезы, понимая, что нуждается в его теплом взгляде и добром слове. Она не скрывала себе, что у нее есть к нему чувства и что всякий раз, при одном только взгляде не него, ее сердце замирает, а дыхание становится сбивчивым. Она заметила, что после церемонии бракосочетания он стал отстраненным. Холодность его общения не распространялась на грубость, но и дарила ощущения комфортного общения. Далия знала, что ее отношение к нему не позволительно, раз она теперь в браке, но нельзя было сказать, что брак был первоначально по любви. Ночами, когда Альмод спал, она пристально смотрела на темный потолок, вглядываясь в вырезанные узоры и думала о том, что она сделала этот шаг, чтобы сохранить жизнь Рагнару. Повернув голову в сторону спящего конунга, она понимала, что к концу их совместной жизни, даже его дыхание будет ей ненавистно. Альмод никогда не был ей интересен и симпатии не вызывал.
Окутанная ночными терзаниями, правительница подолгу не могла уснуть, осознавая незавидность своего положения. Душа и сердце были в смятении, так как выбор был так очевиден, но так далек. Девушка понимала, что Альмод должен знать о ребенке, но смелости сказать ему об этом не хватало.
«Когда ты перестанешь быть такой трусихой, Далия!» — ругала себя девушка, но все оставалось неизменным.
Месяц сменял другой. Третий месяц был давно позади, а четвертый подходил к концу. Все окружение уже перестало надеется. Далия была одной из тех, кто верил до последнего, что Рагнар жив. Она старалась отгонять от себя плохие мысли, уверив себя, что сохраняет плод их любви. Конунг же решил все же выслать людей навстречу войскам сына, но и они словно пропали без вести. С каждым новым днем, Далия ждала возвращения Рагнара больше, чем восхода солнца.
И однажды, точно во сне случилось то, чего она явно не ожидала.
После близости с конунгом, Далия лежала в ванной, оттирая его запах. Сегодня Альмод пах не только старостью, а также элем, и запахом копченного мяса. Ее тошнило и она хотела скорее избавиться от всего, что мог ей дать правитель. Осматривая свои руки, она уже свыклась с их синевой. С момента первой ночи, у нее были успехи по ее положению во дворе. При свете дня, конунг принимал ее слова во внимание, порой прислушивался и иногда даже следовал, был учтив и уважителен к ней на людях, но как только наступал вечер и по его крови распространялся хмель — его точно подменяли. Она не раз говорила ему о том, чтобы он отказывался от пагубных предпочтений, но он был зависим от них и вместе с ними в его руках просыпалась сила, в глазах ярость и чувства безнаказанности.