Северный Удел

– Не знаю, Бастель. И от этого незнания мне… неуютно. Но могу сказать: человек это неординарный, деятельный, но торопливый. Хорошо думающий. Скорее всего, у него есть сподвижники, один или двое посвященных. Вполне возможно, что он бывший купец. Или даже торгующий и по сей день. Если идти по цепочке убийств, у него должны быть связи в самых разных слоях общества: и среди «козырей», и среди рабочих, и среди интеллигенции. И среди служащих, кстати. Кроме торговца или, чуть мельче, крупного приказчика…

– Полицейский, – сказал я.

Полковник осекся.

– Интере-есно, – протянул он, – да, это я пропустил. Какой-нибудь городовой, квартальный надзиратель, может быть, пристав. Впрочем, нет, скорее, военный офицер, из вольноопределяющихся. Не последней крови. Или отставник…

– Еще разнорабочий.

– А тут – нет, – Терст еще раз пошевелился. – Что за мебель у вас? На карликов, что ли, рассчитанная?

– Это детский мой стул.

– Это кошмар. – Полковник встал и упругим шагом обошел кровать. Сев на стул, который до этого занимал Репшин, он несколько раз качнулся. – Во, этот лучше. И дверь под присмотром. А насчет разнорабочего… Человек, затеявший все это с кровью, думается, достаточно образован. Гимназия! А то и лицей. Военный, полицейский – может быть, но это вторые роли. Здесь все-таки нужен ум, мыслящий глобально. Кстати, ученый?

Терст посмотрел на меня.

– Тоже вторые роли, – сказал я.

– Да, скорее всего, – полковник сморщился и чихнул. – Ф-фу! Неужели простыл?

Он полез за пазуху и, достав крохотный бумажный конвертик, высыпал из него в рот коричневый порошок. Подвигал челюстью.

– Может быть, промышленник. Теперь – второе, – сказал он. – Насколько я знаю людей такого склада, он не отступится, поэтому готовься.

– А государь император?

– Он тоже в опасности. Но его охрана – моя прямая забота. Давай подумаем вот над чем. Шесть с лишним месяцев. Громатов. Первая засечка «пустой» крови. Почему именно тогда? С чем связано?

– Я думал об этом, – сказал я.

– Да, я прочитал. Но ты думал об открытии, об опытах, о смертях. А как это соотносится с кровью высших фамилий? Убийство Штольца – первая высшая кровь, наверняка собранная в «клемансину». Одно связано с другим. Появление «пустой» крови – последующая череда нападений. Замаскированных, заметь, под сумасшествие… То есть в высшей крови кроется нечто, что стоит противостояния с фамилиями и, по сути, со всей империей. А «пустая» кровь, получается, лишь средство.

– Но сама «пустая» кровь…

– Да, это удивительная вещь, – согласился Терст, – но одержимый, видимо, рассчитывает на много большее. И мне кажется, у него есть на чем строить свою уверенность. Он обладает знанием.

– Тогда это старое знание. Утраченное.

– Хмм…

– Мой отец был увлечен прежними временами, он говорил, что наша кровь скрывается во мраке времен, что Волоер уничтожил многие свидетельства…

Огюм Терст печально вздохнул:

– Бастель, я не верю, что кто-то где-то раскопал рецепт создания «пустой» крови. Или бумажку пятисотлетней давности, что с помощью крови всех высших семей можно погасить солнце. А потом вдруг взялся ей следовать. У меня более приземленный взгляд.

– Вы сами говорите об одержимом.

– Говорю. Если хочешь, конечно, займись, но… Как вариант, археологические экспедиции, вернувшиеся полгода назад… Инданн, Ассамея, Эристан…

– Я проверю.

– Теперь – казначей Лобацкий.

– Нашли труп? – спросил я.

– Нет. Но Лобацкий, похоже, был инициирован не до конца. Я сужу об этом по твоему бою с ним и с пехотинцем ночью. С Лобацким ты дрался почти на равных, с пехотинцем у тебя не было шансов. У вас троих – не было. Вообще. Из этого следует, Лобацкий был наведен на тебя в «Персеполе» в спешке. Видимо, в Леверне больше никого не имелось, а время поджимало. В ресторанном зале гостиницы проходили блоки и атаки, в лесу ты смог лишь ослабить «ошейники» Тимакова и Сагадеева. А вот игра в мертвеца – здесь я не зря тебя учил. Пехотинец, как мне кажется, такого не ожидал. Может быть, это действенная защита от «пустой» крови…

Огюм Терст встал.

Звякнули, опустившись на столик перед кроватью, две пробирки с каплями крови внутри.

– Это дело Синицкого, – пояснил полковник. – И отчет по Полякову-Имре, с нитеводом. Также осмотр места жительства Лобацкого и статистика загадочного. – Он усмехнулся. – Вдруг да поможет. Хотя, сдается мне, не сильно тебе пригодится…

Он шагнул к двери.

– Он – игрок, – сказал я. – Азартный. Он все поставил на одну карту.

Терст нагнул голову:

– Лишь бы она не оказалась «шутом», Бастель.

Он придержал дверь. В щель подмигнул Тимаков, был он в горной бурке, в черкеске с газырями, сросшиеся брови, кровожадный вид.

– Выздоравливай, Бастель.

* * *

День прополз беременной ящерицей.

Сестрица покормила меня обедом с ложечки. Матушка нагромоздила одеял, так что моя кровать стала походить на погребальный холм.

Но к вечеру я почувствовал себя на удивление сносно.