Северный Удел

– Меровио Штольц. Вы разве не знали?

– Нет, знал, я знал Меровио, – горячо заговорил дядя, – такой седой, похожий на коршуна старик. Я даже был на его похоронах! Но чтобы думать, что его убили? Мне сказали – приступ. И дочь его…

– Это мы распорядились скрыть истинные причины смерти, – сказал государь император, отнимая ладонь. Голубые глаза его потемнели. – Иначе было нельзя.

– Кто убийца? – спросил я Сагадеева.

– Подозреваем его секретаря, Тимофея Громатова. Меровио Штольц был буквально изрезан в своем доме ножом для перлюстрации писем. Чужаков никто не видел. Ни прислуга, ни семья. Так что, скорее всего, Громатов.

– Он был как Лобацкий?

– Подозреваем, что да. Спустя день его труп был найден в нумере постоялого двора на пути к Брокбарду.

– Нитевода вызывали?

– Нет, тогда нет, – вздохнул обер-полицмейстер. – Полагали, Громатов убил Штольца во время ссоры, потом сбежал, потом от раскаяния покончил с собой.

– Покончил?

– Да, однозначное самоубийство. Тем же ножом. Поэтому и не придали особого значения. Даже когда случилось второе убийство…

– Иващин, – сказал я.

– Да, – прищурился Сагадеев, – Федор Иващин. Три с половиной месяца тому…

– У нас служил его племянник. Знаю от него. Потом – газеты…

Обер-полицмейстер сморщился.

– Да уж, порастрепали. Клуб любителей опиума распахнул двери смерти! Иващин убит! Жуткая смерть в халате!

– Я видел дагерротипную табличку, – у государя императора слабо дрогнули углы рта, – там все в крови, такое все черное…

– Да, – кивнул Сагадеев, – крови было действительно много. Работали с размахом, топором. И как назло в соседнем кабинете курил кальян некий журналист С.

Выдохнув, он растрепал на макушке редкие волосы.

– Кто убийца? – спросил я.

– Клуб – место популярное. Кто-то приходит, кто-то уходит. Дым, полутьма. Приватные кабинеты. А журналист полицию лишь во вторую очередь оповестил. Не нашли.

– Третий – Поляков-Имре?

– Увы. Тенденцию, общую тенденцию, мы заметили только с его смертью.

– Кровь, – прошептал государь император, – всюду кровь…

Справа от меня отчетливо вздрогнул Майтус.

Я закусил ноготь. Давняя, еще детская привычка. Без нее как-то не думается. Пока Сагадеев, достав из брючного кармана полосатый платок, вытирал щеки, я искал мотив.

«Месть?» – думал я наскоро.

Кому? Всем шести фамилиям? Или только четырем? Заговор? Опять же, кто осмелится? Против высших фамилий!

Пусть и кричат, мол, вырождается высокая кровь и ни на что уже не способна, только любой ее владелец десятками низших скрутит. Мой предел – две дюжины. Отец, говорят, как-то моровую деревню в пятьдесят душ держал в повелении, спасал, лечил.

А значит, что – организация?

Глубоко секретная, выпестованная в ненависти, мечтающая…

Кстати, о чем?

О смене существующего порядка? О новом мире? Не слышал я ни о чем подобном. И Огюм Терст, глава тайной службы, получается, ни сном ни духом.

Одиночка? Какой-нибудь талантливый химик, открывший способ смешения крови, управления ею?

Ох, подумал я, с Лобацкого надо начинать. С Лобацкого.

– Так вот, – обер-полицмейстер спрятал платок, – здесь уже и нитевода вызвали, и следователей. Кроме того, под негласное наблюдение взяли все высшие фамилии. Но, как видите, не везде успели. Скрытность. Хочется, понимаете, обойтись без паники, полицейскому управлению одного Иващина хватило.

– А Полякова-Имре – где?

– У себя в имении. Играл в преферанс в компании старых друзей. Один выхватил пистолет, револьвер из заокеанских колоний. В результате три трупа.

– Убийца?

– Пропал. Объявлен в розыск. Некто горный инженер Шапиро.

Я покачал головой.

Три разных убийцы. Несостоявшийся убийца Лобацкий – четвертый. Надо бы, конечно, выявить, есть ли между ними что-либо общее. Не посещали ли один и тот же кабак, не ходили ли в один и тот же приход Падения. Это уже, впрочем, дело Сагадеева. Но то, что двое числились в друзьях или приближенных и вдруг оказались…

О-хо-хо. Так ведь, пожалуй, любого встречного-поперечного можно подозревать, в кровь вглядываться.

Я поднял глаза на государя императора.

– Государь император, разрешите спросить?

– Ты меня, меня спрашивай! – попытался заслонить августейшее лицо Сагадеев.

– Не надо, Николай, – мягко сказал государь император. – Мы слушаем вас, Бастель.

Я покусал губу и решился:

– Государь император, зачем вы здесь?

Обер-полицмейстер кхекнул, совсем уж побагровел, будто подавился кабинетным воздухом. Пристав раздул ноздри. Усы у обоих стали похожи на бивни. Два слона: один большой, другой маленький – в ярости от моего нахальства, могли усами и заколоть.

Это фигурально выражаясь.

– Объяснитесь, господин Кольваро, – попросил государь император, придержав ладонью дернувшуюся щеку.

Я поднялся.

– Три убийства и одно покушение на убийство, мне кажется, еще не повод для визита в частный дом полиции Леверна самого государя. Тем более инкогнито. Пусть даже фамилии убитых и выше некуда.

– Очень интересно.

Государь император пристально посмотрел на меня. Что-то новое появилось в его тусклом взгляде. Интерес? Надежда?