Северный ветер

И они трудились: тянули линию в шесть киловольт и еще одну в четыре киловольта, устанавливали две трансформаторные подстанции. Автобур и кран увязали в грязи, от опоры к опоре их подтаскивали трактором. В пятом часу начало темнеть, но они продолжали работу и закончили ее только в десять.

— Ну, я поеду к Саше Мавлютову, — сказал Стрельников.

Мавлютов был контролер Энергообыта и жил в поселке ЗЯБ. Мавлютов приехал, поглядел их работу и сказал:

— Можно включать.

Ребята из домов (они все порывались помочь электрикам, но их не пускали — не специалисты) восторженными воплями встретили эти слова.

Кажется, тогда Мансур уяснил для себя одну истину: здесь, на стройке, ни одной из сегодняшних забот не отдается предпочтение перед другими. Равнодушие к нынешним, пусть однодневным, проблемам может губительно повлиять на завтрашние дела.

Когда Мансур работал на фотожелатиновом заводе и задумывался о будущих днях, то они, будущие дни, представлялись ему очень далекими и неясными. А здесь он впервые, кажется, ощутил, как могут быть взаимосвязаны нынешний день и завтрашний. Здесь сроки были коротки, а перемены значительны. Люди не говорили о том, что будет через десять лет, говорили: в будущем году придет оборудование, пустят литейный комплекс, через два года выпустим первый автомобиль, население города увеличится вдвое. Он с обостренной чуткостью прислушивался к разговорам ребят. Для них год казался очень вместительным: за лето можно подготовиться в техникум, за год пройти курс двух лет. Через год, а никак не позже, стройке понадобятся мозаичники и плиточники, а заводу — специалисты по оборудованию. Если хочешь работать по новой специальности, действуй — у тебя год впереди...

Заводу и городу нужны, нужны, нужны... Вот Фирдоус уехала учиться на курсы, вот его зовут на самую мощную подстанцию. Тревожно веселела, шла кругом голова.

Фирдоус приехала с курсов, поработала в новой должности и вскоре ушла в декретный отпуск.

Мансур думал о будущем дне, когда родится их малыш, и удивительным казалось то, что ему наперед известно, как поступят ребята. Соберутся в бытовке, и Вася Филиппов скажет: «Сегодня в Казани у нашего товарища родился сын. Его назвали Дамиром, как давно мечтал отец». Ребята в один голос скажут: «Дать телеграмму. А где Валера Реутский?..» Валера мастак покупать подарки, во всяком случае ребята так считают. Когда женился Ильяс Хаматдинов, он купил столовую посуду, так что не пришлось одалживаться по соседям, а Коломацким по случаю рождения малыша подарили столько одежки, что хватило бы на двойню...

В декабре Фирдоус уехала в Казань к родителям, а в январе и Мансур взял отпуск и поехал следом. Он очень волновался и хотел, чтобы родился мальчик. Мать и отец тоже волновались, но не говорили, как прежде: «Вот если бы она мальчика родила...»

Малышу было всего лишь одиннадцать дней, когда они засобирались в Челны. Это произвело переполох в обеих семьях, но они были непреклонны, жизнь диктовала, как поступить: Мансуру пора выходить на работу, дочке Эльмире тоже надо возвращаться, чтобы в дальнейшем не пропускать занятий в подготовительной группе музыкальной школы.

Прадед мальчика, пораженный тем, что малютку подымут в самолете на пятикилометровую высоту, говорил:

— Поездом, конечно, долго, зато не так высоко.

Они приехали в Челны, открыли свой домик, и Эльмира подбежала тотчас к пианино, а он донес сына до кровати и положил. И тут взгляд его упал на окно, и он увидел пеструю картину двора: детские санки на узкой между сугробами дорожке, развешанное белье, собачью конуру, желтый, как бы вскипающий в солнечном свете ворох стружек у штабеля бревен, мотки проволоки, автокран и еще одна, с крытым верхом, машина, которая только что стала у дверей бытовки. Из ее кузова выпрыгивают ребята. Среди темных ушанок нарядно маячит белая заячья шапка Васи Филиппова...

Потискивая в руках дочкин платок, смотрел он в окно, лукаво и ласково улыбаясь. Он обладал тайной, способной произвести веселую суматоху, стоило ему только выбежать к ребятам и прокричать о ней. Но он решил подождать до завтра.

Отвернувшись от окна, он оглядел свое жилище. Домик много дней пустовал, и сейчас каждое движение, жест, шепотом сказанное слово наполняли его жизнью, в нем парило чистое дыхание ребенка.

Вспоминал ли в эту минуту Мансур Кадыров свои давние расчетливые соображения о том, что в большом городе не стоит заводить много детей?

 

1974 г.

Зоя Прокопьева

ЛИЮШКА

Шли друг за другом. Лия несла тяжелый рюкзак, набитый мелкими, чуть больше пятака, скользкими груздями. Лямки резали ее худые плечи сквозь старенькую желто-бурую ковбойку, и нести рюкзак становилось все труднее. Она шла по густому дикому смородиннику и старалась не замечать крупные, сочные ягоды — уже набили оскомину.

Лии нравился этот лес. Нравилась смородиновая духмянность, от которой уже позванивало в голове, и эта синяя сумрачность могучих облишаенных пихт и берез, и тяжелая тишина. Ей не было тревожно, хотя она уже понимала, что заблудились и когда выйдут из этого глушняка — неизвестно.