Северный ветер

Моран видела, что кочевники приближаются к неизвестной ей цели: они вскакивали рано поутру, собирались в приподнятом настроении и ехали быстрее обычного. К концу подходили запасы еды и воды — дневная порция уменьшилась до предела, и Фарсид давал отпить из своей фляжки не более одного глотка за раз. К этому времени поведение харматанцев перестало шокировать, а самые простые слова их языка стали понятны. Дети Хармы вели себя естественно, иногда — грубо, но в их среде не было места извращениям, пьянству, чревоугодию, притворству и другим порокам, характерным для «приличного» общества, а также многим болезням. К своему удивлению, Амаранта обнаружила, что при всей примитивности быта, никто из семьи Фарсида не страдает от паразитов или дурных хворей.

— Куда мы едем, Кавир? — спрашивала Амаранта своего стража — именно сын Фарсида сопровождал ее чаще всего.

— Вода. Много воды. Люди.

— Рынок? Деньги? Рабы? — Амаранта показала на свою ногу и сделала пальцами понятный всякому жест, обозначающий наживу.

— Нет!

— Что ты лезешь к дикарю в душу, моя пери! — выговаривал Красавчик вечером, — там ничего нет, кроме дум о еде и похоти. Спроси меня!

— А ты, конечно, все знаешь.

— А то как же! Я еду с обозом и слушаю, пока ты бесстыдно сверкаешь перед мужиками голыми ляжками. Лучше бы помолилась Создателю за одного доброго нелюдя, чем соблазнять псов Хармы обнаженным телом.

— С тобой поговорить — как в навоз вляпаться.

— Звезда моя, если бы не моя скромная помощь — была бы ты дикарям закуской после ужина в самом пошлом из смыслов.

Натолкнувшись на мрачный взгляд Амаранты, Красавчик поспешно сменил тему:

— Ладно, оставим это. Мы скоро будем свидетелями большой-пребольшой оргии, моя пери. И дай бог, не участниками!

Лу говорил серьезно.

— Объясни!

— Дикари кочуют кланами, среди них есть дружественные, а есть — враждебные. Встреть Фарсид своего недруга — началась бы резня, но кочевник едет на встречу с другом. Знаешь, что будет, пери? Гулянка! Они обменяются женами, будут жрать, пить, меряться силами и совокупляться, пока не устанут. Это для Фарсида мы с тобой — золотые хармы, а для остальных дикарей — свежая кровь в жилах потомства. Мужик может выручить за нас больше, чем на рынке работорговец отвалит, разрешая на время попользоваться своим соплеменникам нашими милыми тельцами. Только заплатят ему не деньгами, а козами.

Амаранта молчала, глядя в огонь, мечущийся в песчаном углублении. Дым от костра поднимался вверх, не оседая копотью на лицах. Они с Лу сидели на шкурах, постеленных вдоль волокуши Фарсида. Сегодня палаток не ставили: погода расщедрилась на ласковый безветренный вечер. Раскаленный песок остывал, и уже приятно было закопать в него ноги так, чтобы не видеть пальцев, но фрагменты цепи, пристегнутой к повозке, предательски блестели сталью посреди блеклого золота песчинок, напоминая, кто ты. Надо бежать… Но — в какую сторону? Тюрьма не только цепь, она повсюду, она — сама пустыня…

— Не переживай, «аквилейский пери для гарема»! Ты — товар дорогой, ласковый, созданный для разврата! Или харматанки не нравятся? Подумаешь, какой привередливый! — мстительно сказала Моран, припомнив торг Красавчика в эрендольском лесу.

Почему-то Лу воспринял ее издевку как тяжкое оскорбление и даже слов не нашел, чтобы ответить. По его лицу прошла судорога то ли ненависти, то ли отчаяния и он отодвинулся.

* * *

Чужую стоянку было видно издалека по дыму от костров. Обоз тоже заметили и встретили. Вскоре вокруг стало не продохнуть от пыли — всадники миновали песчаные барханы и бодро зацокали по твердой почве. Харматанцы въехали в большой оазис. Фарсид, бросив Моран поводья своего коня, спешился и обнялся с мужчиной из соседнего клана. Забравшись в седло снова, они, переговариваясь, поехали вместе. Слева к Амаранте вплотную подъехал чужой кочевник, беззастенчиво ее разглядывая, а затем протянул руку и попытался погладить. Моран резко развернула Хозяйку, натянув цепь. Фарсид оглянулся, закричав по-харматански. Пришлось вернуться. Незнакомец, заметив ее оковы, понимающе улыбнулся и отстал.

Если в оазисе когда-то и росли деревья, то давно стали изгородями загонов для скота. Фарсид и Гайшит, так звали немолодого харматанца, отделились от остальных и отправились смотреть стадо, вынуждая пленницу следовать за ними. Она долго скучала у деревянных перекладин, слушая, как кочевники вслух считают овец и коз с помощью собственных пальцев снова и снова, путаясь и сбиваясь. Животные бродили, общипывая кусты, внезапно перебегали с места на место, заслышав топот копыт и перемешивались. Наконец, Фарсид остался доволен осмотром, и друзья направились в сторону стойбища.