Севиль

— Молодцы! — усмехнулась Эльвира и уже не смогла сдержать месяцами копившийся яд: — Наверное, жертвуете церкви, заботитесь об окружающей среде, ездите в Эфиопию поддержать голодающих и гладите по головке умирающих от СПИДа в госпиталях? А родные, единоутробные люди вас совсем не интересуют? О них вы успешно позабыли? Часто ли ты за эти два года вспоминала обо мне? Интересовалась, чем я живу? Может, мне есть нечего, спать негде? Ведь мамочка с папочкой меня вытурили из родного дома из-за тебя, бедняжки, чтобы при встрече со мной не страдало твоё уязвлённое самолюбие. А я, как слышу песню Антонова «Под крышей дома твоего», так и плачу каждый раз. Почему вдруг все решили, что я такая подлая и не достойна любви этого паяца Михаила? У нас, кажется, равные шансы были. Сначала он выбрал тебя, а потом, пригляделся, понял, что я лучше, и быстро исправил ошибку. А вы все меня заклеймили, отвергли, предали анафеме. И мне пришлось отказаться от своей любви в угоду всем вам. Но, вижу, ты недолго страдала, быстро утешилась с новым красавцем. Так почему же я до сих пор мучаюсь в изоляции, за что? Никто не протянул мне руку помощи, не вернул в отчий дом, не позвал на свадьбу к счастливой сестричке в Штаты! Не прислал приглашение в гости! Я что, прокажённая, хуже спидозных больных, которых вы навещаете в клиниках, лишь бы попасть на первые полосы страниц ваших газет?

Севиль смотрела на сестру широко открытыми глазами и растерянно молчала. «Почему всегда происходит одно и то же, почему? — думала она. — Как это у неё получается? Как она умудряется всё перенести с больной головы на здоровую, так что спустя пять минут я начинаю чувствовать себя виноватой, в неоплатном долгу перед ней? Что я должна? Откуда снова возникло это чувство вины? Потому что сегодня она больна? Но ведь и раньше, когда мы росли вместе, я всегда испытывала неловкость, и мне хотелось оправдаться, когда подруги приходили за мной, звали в свои компании меня и на свои дни рождения приглашали меня, а Эльвиру не хотели видеть. Сколько себя помню, я всегда испытывала чувство вины перед сестрой. Теперь мне неловко, что я счастливая и здоровая, что у меня есть любимый человек. Что же мне делать? Развестись? Заболеть? Чтобы угодить сестре и увидеть её довольное лицо?»

— Ты хотела попросить у меня прощение или что-то другое? — вдруг резко спросила Севиль.

Такой смелости от сестры Эльвира сегодня не ожидала.

— Понимай, как знаешь. Я что думаю, то и говорю. Мне больно и обидно! Почему я не имею права сказать о своей боли? Может, завтра у тебя не будет возможности выслушать меня.

Машина подъехала к старому дому на холме, и Эльвира, расплатившись с таксистом, поспешила выйти первой. Не оглядываясь на сестру, она торопливо поднялась на крыльцо и дрожащими руками открыла тяжёлый навесной замок. Глядя себе под ноги, толкнула дверь, кивком головы показала сестре: проходи. Замок она судорожно сжимала в руках. Проходя вслед за Севилью, оглянулась на улицу: солнце клонилось к закату, такси исчезло из виду, на окраине было тихо, и только где-то вдалеке пропел шальной петух.

17

— Севиль, с тобой всё в порядке?

Эльвира услышала незнакомый голос и повернулась на него. Рядом стояла миловидная блондинка лет тридцати семи, стильно одетая, с короткой мальчишеской стрижкой. В руках она держала тубусы то ли с чертежами, то ли с какими-то бумагами.

— Извините, я задумалась, — рассеяно ответила Эльвира и лихорадочно пыталась сообразить, кем эта незнакомка могла приходиться её сестре.

— Я к тебе третий раз обращаюсь, а ты не слышишь. Не ожидала тебя увидеть так быстро. Ты, кажется, не скоро собиралась назад? — продолжала незнакомка, внимательно вглядываясь в лицо Эльвиры.

— Обстоятельства изменились, — коротко ответила Эльвира и отвернулась, не желая продолжать разговор.

Она сообразила, что это случайная попутчица, летевшая сюда с сестрицей. Но назойливая женщина не отставала.

— А я обрадовалась, что мы опять вместе летим. Ты меня так поддержала вчера! Я за разговорами и не заметила своей аэрофобии. Ну, что же с твоей сестрой? Всё обошлось, раз ты уже назад летишь? — продолжала женщина, игнорируя нежелание собеседницы поддерживать разговор.

Обошлось. Её уже нет, — ответила Эльвира и снова отвернулась.

Подошла её очередь шагнуть за белую линию к будке паспортного контроля в аэропорту Борисполя. Незнакомка осталась позади, не успев отреагировать на её слова.

Эльвира протянула паспорт, принадлежавший Севили. Офицер внимательно взглянул на фотографию, затем на Эльвиру, спросил:

— Когда прилетели?

— Вчера.

— И уже обратно? Какова была цель визита?

— Родных навещала.

— Что же так быстро? — не унимался любопытный офицер.

— Видно, не успела соскучиться. Подарки раздала — и обратно к мужу, — тщательно скрывая волнение за вымученной улыбкой, беспечно ответила Эльвира офицеру.

Он поставил отметку о выезде из страны и вернул паспорт. Эльвира протянула дрожащую руку за документом. Боковым зрением она отметила, что случайная попутчица не сводит с неё глаз.