Она отвела взгляд. Ее манерность, это внезапное раздражение, казалось разыгранное по каким-то воображаемым правилам поведения, вызвали у него улыбку. Он все еще улыбался, когда она опять посмотрела на него.
— В чем дело? — спросила она.
— Так, ничего, — сказал он.
— Филип, — сказала она, — постоянно поражается. — И добавила — Кэллоу.
— Чему?
— Тому, как вы находите общий язык со своими студентами.
— Но какие же они студенты?
— Он их так называет.
— Это же школьники. Дети.
— Взгляд сверху вниз? — сказала она и опять прищурилась, наблюдая его лицо.
— Пожалуй. — Он снова улыбнулся. — Я ведь и сам почти еще ребенок.
— Нет, — сказала она. — Не думаю.
— Ваш муж живет где-то поблизости? — спросил он.
— Да, поблизости. — Она помолчала. — Я пользуюсь своей девичьей фамилией. — Она покраснела и добавила: — Элизабет Беннет.
Ее тон как будто подразумевал, что эта фамилия должна для него что-то значить. Она секунду вглядывалась в его лицо, потом спросила:
— Что-нибудь не так?
— Кого вы ждали? — сказал он.
— Никого. Я увидела вас и решила подождать, — сказала она. За этим стояло признание, и он подумал, что не может от него уклониться. Секунду спустя, когда она добавила: — Вы хотите еще кофе? — он встал из-за стола и придержал ее стул.
Когда она выходила перед ним из двери, он взял ее под локоть и продолжал идти так по улице.
— Куда вы теперь? — сказал он.
— Домой, — сказала она.
— Это далеко?
— В пригороде. Я живу у сестры. Обычно я возвращаюсь пешком, чтобы размяться.
— Вы где-нибудь работаете? — сказал он.
— В аптеке.
— За прилавком?
— А что?
— Почему вы сегодня не работаете?
— Это аптека моего отца, — сказала она. — Я прихожу и ухожу, когда считаю нужным.
«Аптека Беннета» — вывеска на углу улицы, которая вела к школе.
— Я вас провожу, если хотите, — сказал он.
— Обычно я иду через парк, — сказала она. — Дорога длиннее, зато я выхожу почти прямо к дому сестры.
— А чем занимается ваша сестра?
— Ничем, — сказала она, когда он повел ее через мостовую. — Она замужем. Детей у них нет, и они часто путешествуют. — После паузы она добавила: — Вот и сейчас тоже.
— А у вас детей нет?
— Нет, — сказала она.
Дорога спускалась к реке. Там напротив центрального городского холма из темной массы древесных крон поднималась вершина холма поменьше, на которой виднелась крыша большого старинного дома.
Между деревьями вились дорожки, за стволами поблескивало озеро. В небе кружили птицы. День был ветреный. Словно из-за ветра она плотнее запахнула пальто и прижала руку к груди.
— Ну, а вы? Что вы собираетесь делать?
— А! — Он махнул рукой. Деревья уже заслонили панораму города. — Буду учить.
— До конца своих дней?
— Какое-то время. — Потом он добавил с горечью: — А есть ли у меня выбор? Это предопределено.
— Неужели? Вы не показались мне фаталистом.
Между деревьями мелькали фигуры. Когда они спустились ниже, развалины старого дома справа слились с контуром холма.
— Филип говорил, что читал некоторые ваши стихи.
— Да.
— В журнале.
— Не думаю, чтобы его особенно читали.
— Но кажется, их рассматривали в критическом отделе лондонской газеты.
— Три строчки в конце абзаца, — сказал он.
— Ваши родные были рады?
— Да, — сказал он, хотя отец отнесся к этому безразлично. Только мать читала с интересом, сдвинув очки, чтобы лучше разбирать мелкую печать. Она несколько раз перечитала все стихи, потом подняла голову, покраснев, словно стеснялась своей радости, и сказала «да-да» как-то странно, почти шепотом.
— А вы с Кэллоу близкие друзья? — спросил он.
— Весьма. — Она засмеялась.
Войдя в парк, он отпустил ее локоть, и теперь они шли на некотором расстоянии друг от друга.
— Я была с ним знакома до того, как он стал учителем, — сказала она.
— А когда?
— Он еще учился. Мы оба из этого города, вместе росли и служим друг для друга, так сказать, дублерами — постоянно подменяем кого-то.
Больше она ничего объяснять не стала.
Некоторое время они шли молча. Дорожка огибала озеро. На крохотном островке в беседке между колоннами стояла статуя.
Он часто гулял здесь с Маргарет. Они садились на скамью и глядели на островок, на каменную женщину, закутанную в покрывало, под которым ясно рисовалась ее грудь. Взгляд статуи был устремлен на воду, и ее безмятежное спокойствие, казалось, воплощало самую суть их отношений. А теперь он шел мимо с другой женщиной и даже не повернул головы. Прошлое было словно отторгнуто; трещина была крохотной, незначительной, но заметной; он отбросил столько прежних чувств, что на него нахлынуло уныние, смешанное с отвращением.
И он продолжал молчать, пока они не вышли из ворот на шоссе, которое вело к дальнему пригороду. Напротив стояло несколько больших домов, позади них луга спускались к реке.
— Ну вот, — сказала она, — мы почти пришли. Не хотите ли выпить еще кофе? — добавила она. — Или пойдете дальше?
— Предпочту кофе, — сказал он.
Они пошли по шоссе вдоль осевшей кирпичной ограды, Когда-то она отмечала границу парка, окружавшего старый дом на холме и ставшего теперь городским. В двух-трех местах ограда рухнула, и за проломами виднелся сад и аллеи с трельяжами.