Съевшие яблоко

Столичный профессор все сильнее чувствовал себя не в своей тарелке. Если бы не звонок "тети Тамары", он бы никогда не приехал и даже не узнал об этом погребении. Собственную дальнюю родственницу Тамару Алексеевну он толком не помнил, но в молодости незамужняя бездетная Тома прожила у них в Подмосковье почти три года, помогая нянчить маленького Дениса, и покойная мать любила об этом вспоминать. Поэтому не приехать на похороны внучатой племянницы тети Томы было неудобно. Хотя саму умершую — Анну, приходящуюся ему троюродной сестрой, Денис Матвеевич видел всего три раза в жизни, последний из которых был лет десять назад.

— Вот кто-то с горочки спустился…

Денис Матвеевич даже не сразу понял, что на этот раз пение раздалось не за стенкой, а прямо тут — за столом.

Щуплый мужичонка неопределенного возраста в слишком большом для его худосочных плеч пиджаке звучно припечатал стол опустевшей стопкой и громоподобным, неожиданным для такого тщедушного тела голосом запел. Женщина, сидящая рядом, ткнула мужичка локтем, и на секунду тот разочарованно умолк, однако, почти сразу же встрепенулся, вскочил на ноги и подхватил заново наполненную стопку. Рукав пиджака на его высоко поднятой руке задрался, явив окружающим не только татуированные пальцы, но и кисти. И громоподобно возгласил:

— А давайте выпьем за дорогого Дениса Матвеевича.

Женщины согласно загомонили, поворачиваясь к московскому гостю, улыбаясь и обдавая ароматами перегара. И дружно опрокинули.

Профессор пошел пятнами. Ему остро захотелось уйти, не дожидаясь окончания действа. Тем более, что свою роль он уже выполнил — он все оплатил.

О том, что вызвонили его ради денег, Денис Матвеевич догадался сразу по приезде. Бестактный намек прозвучал, едва он сошел с поезда. И за последние сутки разной дальности родственники обращались к нему с похожей просьбой трижды. Один немолодой мужичок, приходящийся то ли троюродным братом, то ли двоюродным дядей и которого Денис Матвеевич смутно помнил, даже исхитрился выцыганить у профессора три тысячи в долг. Безвозвратный естественно.

Ни похороны, ни поминки никто до него не организовал и не оплатил. Родственники кивали друг на друга, и все как один униженно и жалостливо отнекивались, ссылаясь на безденежье, отсутствие достойной работы и козни мирового империализма. Плюнуть и развернуться интеллигентный Денис Матвеевич не мог — будучи человеком хоть и не состоятельным, но сложившимся, да еще и столичным. Выросший в интеллигентской среде, он с детства впитал легкое чувство стыда и ответственности перед люмпен-пролетариатом. Потому, подавив недоверие и раздражение, из собственного кармана оплатил все положеное. Спасибо ему никто не сказал.

— Денис Матвеевич, не обращайте внимания, — женщина бесшумно образовавшаяся рядом с ним казалась несколько интеллигентнее прочих и, кажется, приходилась усопшей теткой. Она тоже была уже пьяненькая и оттого любила весь мир. — Знаете, — она с несколько наигранным умилением посмотрела на веселящихся родственников, — вот все им прощаю. Потому что родные. Может и не очень воспитанные, но вот поверьте на слово, такие добрые люди, они ведь не часто встречаются. В Москве таких не бывает, у вас там все… — трагически всплестнула рукой и смахнула нетрезвую слезу, — а у вас братья сестры есть? Нет? Как жалко. Это ведь самое главное в жизни. Самые близкие, дорогие.

Денис Матвеевич почувствовал легкую дурноту.

Вспомнилось, как два часа назад на кладбище, он шел позади этой женщины. И своими ушами слышал, как она переругивалась с "близкими и дорогими". Родственники покойной медленно, спотыкаясь на колдобинах следовали за гробом. И злым свистящим шепотом делили квартиру.

— Мать третий год не ходит, а ты хоть бы навестить пришел.

Брат тетки — шебутной парень, по виду моложе лет на десять, а то и пятнадцать, огрызнулся:

— Нужна тебе мать. Можно подумать из большой любви обхаживаешь. На квартиру Анькину метишь.

— Я тебе о матери, а ты о квартире. Ничего святого, — и, противореча себе, взъярилась, — что там делить?! Квартира-то дерьмо дерьмом.

Парень тут же ухватился за сестрину оплошность:

— А если дерьмо — мне отдай и дело с концом.

— Щас тебе… да ты все уже пропил, а я…

Дальше Денис Матвеевич не слушал, отошел из брезгливости. И сейчас несколько неприязненно покосился на тетку, памятуя какими глазами она тогда смотрела на своего брата и какими словами его крыла. Но женщина этого взгляда не заметила.

— Надо всегда родных держаться. Только за родных, — тяжело вздохнула, будто сокрушаясь о чем-то, — деньги эти все… цацки… вот оно же все приходит и уходит…

Но тут Денис Матвеевич неожиданно для самого себя ее перебил:

— А что будет с их отцом?

Тетка, потерявшая нить монолога, опешила и заморгала ресницами, густой тональный крем на ее лице свалялся, еще сильнее привлекая внимание к глубоким морщинам.

— С кем?

Непривычный к таким разговорам профессор сконфузился:

— Ну, — он неопределенно повел рукой, — супруг Анны. Которого посадили.