Прошлялся по сырым мостовым около часу и нашел. Вот они, те места, где ему пришлось пережить позор пять с чем-то лет назад. Та же по виду неказистая гостиница в том же узком доме. От гостиницы по памяти он легко нашел кафе, где его подцепили проходимцы. Кафе было открыто, несмотря на ранний час. Он вошел и сел за стол. Подошел официант, изображая любезность и радушие. Халдей, видно, плохо спал и выглядел ужасно.
Он заказал виски со льдом, как тогда – это было важно для акта мести. На виски денег могло не хватить. «В крайнем случае скажу, деньги забыл в гостинице, сейчас принесу, в залог оставлю хоть паспорт! Может быть, к тому времени кент с гонораром за Шекспира будет его ждать в отеле?»
Выпил залпом виски и быстро вышел, не дожидаясь официанта. Того все еще не было видно. Даже не ожидал от себя такой прыти!
«Вот, кафе этому отомстил. Пора в отель, почин сделан!»
«Не заплутать бы!»
Вот магазинчик.
Магазину он отомстил за то, что в прошлый раз продавщица вырвала у него бутылку вина, когда не хватило десяти сантимов. Сунула другую, дешевле. Ему тогда нужно было выпить до прихода «Серого», чтоб хватило духу признаться в краже. «Сука». Правда, магазин был при другой гостинице. Неважно. «Они все тут одна шайка!»
В стриптиз бар он пойдет вечером. Должны же ему заплатить за «операцию»! На Шекспире он мог сгореть, как пить дать. За диск тоже могли бы отдарить. «Чушь!»
В гостинице, в кафешке отеля, слава Богу, его ждал тот тип, который встречал в аэропорту. На этот раз тип улыбался.
– Бон суар! Как спалось?
– Все о кей!
– Завтракали?
– На какие шиши?
– О, надо было сказать… Позвольте, угощу вас кофе.
После кофе посланник-«шекспировед» рассчитался с ним. Тип отсчитал ему двадцать тысяч франков. Сам того не зная, тип отслюнил ему ровно столько, сколько у него вытянули прохиндеи «в тот раз»! Мелочь, по большому счету. Но у него пока другой счет. «Мистика! Звезды за меня!» Он чуть не расцеловал типа. Тот попрощался, не намекнув даже на следующую «работу».
«Один! Свободен, как ветер!»
Он проспал до вечера. Включил, проснувшись, телевизор на кронштейне. Проверил зачем-то обратный билет. «А придется ли лететь?» Почему-то сразу закралось сомнение. Приготовился всплакнуть об уже умершем Монтане. В новостях показывали Москву. Он расслабился и, действительно, заплакал.
«Пора!»
Так началась его Одиссея, которая вот аж когда подходит к концу!
Сейчас все позади. Он вот здесь, в салоне самолета «Аэрофлота» А-300, раньше таких у «Аэрофлота» не было. Он летит в Москву, чтобы прикоснуться к земле, подобно Антею. Пора восполнить запас жизненных сил. «Для чего?» «Для борьбы». «С кем?» «С Дьяволом». «Разве не с ним ты заключил договор?» «Хочу взять свою „расписку кровью" назад!»
На ракламном плакате «Аэрофлота» – девять глав Василия Блаженного.
«О, мой город, моя душа и камень его – мои мышцы, без которых не вдохнуть воздух в легкие».
Вот так я возвращаюсь – победитель на белом коне! Так они и исчезнут из моей жизни, эти чужаки – я их вычеркну дружной стайкой все преодолевших чужеземцев, гномов, немецких гипсовых газонных гномов. Амой дед, которому я тер худую спину, уже на улице купит мне тульский пряник, вкусней которого нет, но вкус этот для новых пришельцев так и останется неведомым, сколько бы они не сочинили историй про мировую несправедливость. Потому что сила идет из-под земли, и Антею достаточно дотронуться до нее, чтобы налиться силой, а в чужие души Яуза не втекает.
Нет никакого патриотизма, есть благословенное проклятие быть троянцем, или проклятая благодать принять жребий ахейца.
Я, он, мы родились там, где родились, нам выпал жребий отлить новорожденному памятник из золота воспоминаний. Неважно, что это всего-навсего воздушный замок, висящий над немецким автобаном. Женщины в платьях и париках идут к дороге…
Теперь на нем летнее пальто из кашемира, дорожный костюм от «Хуго босс» темнофиолетового оттенка, шерсть с хлопком, мнется по моде. (Выглаженный офисный смокинг-сьют в специальном чехле-сумке). Поддет под пиджак желтый шотландский легчайший пуловер из шерсти мериноса, под ним шелковая итальянская рубашка оливкового цвета. Шелковое английское белье. Шелковые, черные длинные носки. Ногти розово блестят после маникюра, свежая стрижка за сорок евро. Итальянские башмаки из тонкой кожи на ногах; в пакете из дорогого бутика – коричневые, дорогие, испанские сапоги кордовской кожи на случай слякоти. Платиновый массивный браслет на правой руке, на левой – «Шопард-хроно». Кольцо с изумрудом в белом золоте на левом мизинце. И татуировка на тыльной части ладони: «Pavel».
Он, якобы непреднамеренно, – сила приобретенной за «три минуты», (сорок сороков лет!) привычки – одет не по сезону легко, как человек, привыкший долго не ходить по холоду, вообще не ходить пешком, всюду должны прибывать вовремя заказанные машины, ждать забронированные номера-люкс.