Sex only

Он не отвечает, но его пальцы наконец находят такое положение, в котором они так и не касаются набухшей головки клитора, но танцуют вокруг так целеустремленно и точно, что вместо одного короткого и яркого взрыва, внутри меня начинает расти щемящая теплая волна. Она проходит ту грань интенсивности, где был бы взрыв и все еще растет. И растет. И растет. И когда я уже не могу — не могу — не могу больше, я всхлипываю, а он закрывает мне рот поцелуем, останавливает на секунду бег пальцев, а потом делает что-то такое, что я просто превращаюсь в рай. Вся целиком. И хорошо, что мой рот запечатан, фиг бы кто поспал.

Когда я возвращаюсь в себя, синие глаза щурятся и смотрят насмешливо и пытливо.

А пальцы… продолжают. Снова издалека. Теперь они не стесняются проникать в меня, давить сильнее, двигаться жестче — но далеко от цели. И у меня есть время прийти в себя и почувствовать…

— О, да ты мультиоргазменная, — еле слышно шепчет он. — Это вызов.

И следующие полчаса я теряю себя. Я теряюсь в пространстве и во времени. Кажется, это уже не полчаса. Я в любом случае не понимаю, что происходит, и где я. Вторую его руку я закусываю, чтобы не орать, но, кажется, всхлипываю. На нас оглядывается стюардесса — это я замечаю. И на ее лице — зависть. Она-то повидала многое, ее пледом не обмануть.

Я кончаю.

Раз за разом.

Иногда мне кажется, что больше уже невозможно, но длинные пальцы доказывают мне, что я многое не знаю о своей анатомии.

— Сколько уже? Ты считаешь? — шепчет он. Когда он успел отобрать у меня свои очки и надеть их? Теперь у него очень строгий вид. Начальственный. Кажется, если я не сдам норматив по оргазмам, меня лишат годового бонуса. Или что у них там, в большом бизнесе катит за угрозы? Но я сдам…

И его член снова стоит.

Я больше не могу.

Это никогда не кончится.

Но в какой-то момент в самолете включается свет, пассажиров будят, начинают развозить завтрак, и он набрасывает плед на свои брюки, а я натягиваю штаны обратно. Мы синхронно смотрим в конец самолета на проход к туалету — но там уже выстроилась длинная очередь.

Он проводит большим пальцем по моим губам, дает мне его прикусить, и взгляд обещает — это еще не конец.

А я думаю, что конец.

Аэропорт

Самолет приземляется, к люку подкатывают трап, и мы выходим под невыносимо жаркое солнце Доминиканы. Оно сразу и ослепляет, и согревает, и обещает, что все здесь будет иначе. Зря я не переоделась в самолете. Хотя за все десять часов у меня так и не нашлось на это времени.

Одуряюще пахнет тропическим лесом и спелыми фруктами. У меня подкашиваются ноги — я имею право вообще упасть в обморок после такой интенсивной ночи. Ошалевшие беглецы из снежного ада медленно ковыляют к зданию аэропорта. Хотя какое там здание — это навес, покрытый листьями пальм, у него даже толком нет стен. Работники лениво выгружают наши чемоданы. Перспектива паспортного контроля хоть как-то организует, и люди наконец выстраиваются в очередь к будкам пограничников. Но не мы.

Он словно знает, куда свернуть, и еще не доходя до железных перегородок, вдруг заталкивает меня в неприметную дверь рядом с туалетами. Это какое-то хозяйственное помещение, где стоят инвалидные кресла, стопки пластиковых коробов, разноцветные ведра. Но тут больше места, чем в туалете самолета, и тут он выпарывает меня еще, и еще раз. Просто кончает один раз, снимает презерватив, надевает второй и продолжает без перерыва.

И даже разрешает кричать, потому что за дверью носятся и орут попугаи — мои крики просто сливаются с их гомоном. А под конец разворачивает меня лицом к себе и неотрывно глядя в глаза, внаглую доводит меня до оргазма пальцами вот так, стоя, прямо через штаны.

И вот тогда мне кажется, что это — жирная, массивная, огромная, окончательная, охренительно невероятная точка в нашем лихом приключении. Это был самый короткий и незаметный перелет за всю мою прожитую жизнь. Это самый дикий секс за всю мою прошлую и будущую жизнь. Вряд ли я когда-нибудь забуду эту ночь.

На паспортный контроль мы с ним стоим в разных очередях. Так получилось случайно, но это значит, что границу мы пройдем вместе, и надо будет как-то неловко прощаться, что-то говорить. Или просто разойтись в разные стороны? Ну хоть спасибо надо сказать?

Я опять не понимаю правил этой игры. В гостинице я бы знала, что делать — вызвать такси и уехать. А что делают в ситуациях вроде нашей?

Мы приближаемся к пограничникам почти одновременно, я прохожу к офицеру первой и подаю паспорт. Кошусь назад — и вижу, что в начале соседней очереди нарисовалось целое семейство, которое отходило на время. И так получается, что я выхожу в зал прилета первой. И решаю, что раз так — можно и не прощаться.

Мой ярко-сиреневый чемодан видно на ленте издалека, гида с табличкой турагентства я тоже замечаю моментально, меня сажают в огромный автобус с затемненными стеклами, улыбаются, вручают буклеты, ожерелье из цветов и бутылку воды.

Я тоже улыбаюсь. И почти не грущу.