На альбоме были песни под названиями «Where Are You?»[296]
и «Solitaire»[297]. Наверное, там, в глуши, очень одиноко. Название альбома «Это то, что вы хотите… Это то, что вы получаете», которое периодически скандируется в разных песнях, было моей решительной отповедью тому, что, как я видел, происходило в 1980-х. Людей насильно сажали на диету из пустой попсы, лишенной всякого смысла и содержания. Песни со смыслом невозможно было нигде услышать. Если в ваших текстах появлялось что-то острое и выразительное, MTV находило причину, чтобы не ставить их в эфир.Это был мир удивительной изоляции. Отношения с Virgin сложились на тот момент такие, что нам было глубоко похуй друг на друга. Очень тяжелые времена. Привет, я Джонни – я сиделка по натуре, я забочусь о вашем будущем и никогда не говорил ни слова плохого, правда. Я предсказываю правильно и точно. И мне приходится хорошо постараться, чтобы мои батареи работали, чтобы PiL сохранял и поддерживал все то хорошее, что в нас было… Ибо мне противостоял мир: «Фу, да пошел ты. Вот последнее видео от…» – и вы смотрели Саймона Ле Бона на яхте. У меня нет никаких претензий к Саймону, он и правда отличный парень, но в то время вся игра вертелась вокруг финансирования видеопродукции, и чем больше денег тратилось на видео, тем больше было ему внимания. Таким образом, из окна вылетали причина, содержание или цель, и влезало: «Посмотри, во что я одет!»
Возможно, я зашел слишком далеко. Но знаете что? Сейчас меня понесет еще дальше. Я делаю это не ради места в чартах, а для того, чтобы мир стал лучше. Я достаточно самонадеян, чтобы верить, что все, чем я занимаюсь, на самом деле идет на пользу человечеству. И я не могу смотреть на мир иначе. Любое мое решение всегда основано на этих принципах и ценностях. Разве я анахронизм? Я начал совершенно четко понимать, что в середине 1980-х я со своим отношением к жизни – настоящий динозавр, потому что никто не хотел думать ни о ком, кроме себя. Какая жалость – видеть, как разваливается благодаря этому панк. А поп-музыка принимает любую старую болтовню до тех пор, пока к ней прилагается громкое имя продюсера.
То же самое случилось и с обложкой альбома: лейбл нанял известного фотографа по имени Норман Сифф, который жил в Лос-Анджелесе, чтобы он меня заснял, и я не понимаю, почему эти фото получились такими ужасными. «О, ты будешь отлично выглядеть, если этот парень тебя сфотографирует…» Потом я хожу на эти фотосессии, и они мне не нравятся, я вообще не нахожу контакта с этим парнем, что в итоге и видно по результату.
В Америке в то время у нас не было лейбла. У меня были близкие контакты с парой людей в Атлантике, и они показались мне очень забавными. Но одна из главных проблем заключалась в том, что они не питали особой симпатии к бедному старичку Мартину Аткинсу. И вот я опять столкнулся с компанией звукозаписи, которая не возражала против меня, но по какой-то причине на дух не переносила людей, с которыми я работал. Однако мы с Мартином пошли разными путями вовсе не поэтому – я никогда и никому не позволял диктовать мне условия. Я не бросаю людей, но, кажется, неплохо умею их терять. Какая-то бесконечная карусель.
К лету 1984 г. Нью-Йорк мне надоел. Я был там уже три года, пришло время двигаться дальше. Так почему же я не вернулся в Лондон? Это трудно объяснить, но это, скорее, отсутствие легкости на подъем. Желания что-то менять. Привычка и общее ленивое отношение: «Зачем беспокоиться? Мвааааа-а-а. Все равно по большому счету это ничего не изменит» – «Гр-р-р! Изменит!»
И напротив: «Э-э, почему ты вообще уехал? Почему ты не возвращаешься?» Мой ответ: «Что?! А сами-то вы что сделали, чтобы мне указывать?»
Я имел смелость пойти против системы – против меня выдвигали неоднократные обвинения, я подвергался преследованию за свое бунтарство, а на меня еще за это и обижались. За то, что я заставлял людей думать. Средства массовой информации меня совсем не защищали, а, наоборот, выставляли плохим мальчишкой, который просто достукался, а это очень опасная история. Честно говоря, я понимал, что, если не выберусь из Британии, меня ждет очень долгий тюремный срок. Бесконечные полицейские рейды на Гюнтер-Гроув были далеко не развлекательными мероприятиями. В этом нет ничего смешного. Они охотятся за тобой и рано или поздно доберутся. Возвращаясь к плакату Поли Стайрин: невозможно постоянно класть голову на плаху. У меня не было союзников, на которых я мог бы опереться. Я прекрасно понимал, что улики могут быть подтасованы или сфальсифицированы, – так что надо было валить, поскорей убираться оттуда.
Кроме того, во мне всегда было что-то цыганское. Типично цыганское отношение к жизни: подняться и куда-нибудь отправиться. Когда средства закончатся, найти новое место и перезарядить батареи.