Очень продвинутого политического обозревателя оттеснил очень продвинутый режиссер и долго убеждал его высочество, что Россия катится черт-те куда, потому что денег на кино не дают. Конкретно ему. Без денег не снять кино. Без кино не спасти Россию. Принц тяжело вздохнул и выразил надежду, что с искусством в России всегда все было и будет в порядке, и выразил уверенность в великом будущем страны. На этом прием закончился. Все вышли расстроенные: очень продвинутый режиссер, потому что не понял, дадут или не дадут денег на кино; очень продвинутый политический обозреватель, потому что не добился согласия, что Лужков преступник; главный редактор очень продвинутой радиостанции, потому что не сумел высказать принцу все наболевшее по поводу свободной прессы. Абсолютно удовлетворенным были только очень продвинутый писатель, которому главное было сказать, что без Гольфстрима нам никуда, а ответы его не интересовали; и не очень продвинутый, но крупный госчиновник, который под шумок налакался до блаженного бесчувствия.
Мы не умеем разговаривать птичьим дипломатическим языком. Это сложно, но другого языка в мировом сообществе не понимают. Россия и даже Москва при всей ее развитости – не публичны.
В Москве нет ничего из того, что есть в любом европейском городе. В ней нет антикварных улиц. В ней нет галерейных улиц. В ней нет улиц красных фонарей. В ней нет улиц, сплошь состоящих из уютных домашних кофеен. Чтобы человек, в зависимости от настроения, пошел туда, где ему с его настроением будет хорошо.
Мы – горожане, которые не привыкли жить открыто. Мы закрываемся в своих каморках, в своих квартирах. Никогда у нас не увидите на летней террасе, даже если это патриархальный квартал, где живут пожилые люди, пожилую даму, которая с такой же пожилой дамой воркует за чашечкой кофе, а рядом стоит сумочка с продуктами. Не увидите седого писателя в углу за барной стойкой, пишущего свой роман, или художника, который что-то рисует на салфетке. Никогда у нас не увидите в кафе одинокого человека, читающего книгу. Ни женщину, ни мужчину. Всегда пары или компания.
Для европейца его город – это любимый город, с любимой улицей, с любимым столиком, ему здесь привычно и комфортно. Российский человек будет читать книгу только дома, закрывшись от всего мира. Если я, например, сяду в уголке с книжкой, – узнают, решат, что рехнулась, не узнают, решат, что кого-то клею. А если это будет пожилая женщина – решат, что у нее несчастье в семье. У нас самые высокие заборы в мире. Такие же заборы только в Южной Африке. Мы – закрытая нация.
Я, наверное, совсем русская, я тоже люблю закрытое пространство. Я обожаю, когда за окном льет дождь, а я на диване смотрю телевизор. Дождь оправдывает одиночество и праздность, в дождь не надо идти на улицу и дышать свежим воздухом, потому что полезно. И дождь словно заслоняет, прячет меня от всех и от всего.
В детстве я дружила с девочкой, у которой была своя комната, и я ей остро завидовала. Самой недосягаемой мечтой моего детства была своя комната, своя маленькая крепость. Наверное, нас всех испортил квартирный вопрос. Шесть кладбищенских метров, положенных человеку в Советском Союзе, невозможность уединиться нигде, кроме сортира, привели к идиосинкразии на толпу в национальном масштабе. Отсюда и отсутствие умения общаться ни о чем. Если группу туристов везут в одной машине и перемешались французы, русские, американцы, то русские собьются в кучу, а остальные начнут болтать на всех языках между собой. Мир глобализируется. А у нас клаустрофилия. Многоголосие отношений нас пугает, мы везде пытаемся создать свой микромир.
Каменные гости
Я приехала в конгресс США для обсуждения совместных программ развития малого бизнеса. Это был первый путинский год. Тогда всю внешнюю политику превратили в дружеское похлопывание по плечу и бесконечные дифирамбы на пустом месте. Моим американским коллегой был председатель комитета по экономическим отношениям. Русская делегация, как обычно, молчала, кроме одного, который спорил, но не с американцами, а со мной. То и дело вскакивал и кричал, что с госпожой Хакамадой не согласен. Выглядело это комично. Тема-то общая – как вынуть бабки из американского конгресса, чтобы создать нужные инфраструктуры малого бизнеса у нас, в России. Кстати, еще одна наша национальная черта – мы спорим друг с другом на глазах у Запада.