`Сезам, откройся!`

Это прежде всего касается его морально-нравственного облика. Его биограф Майкл Шелдон, совсем не уважающий писателя, полагает, что романы Грина о грехе «были всего лишь кокетливой игрой, порожденной его лживой жизнью и глубочайшим презрением к читателю» (За рубежом, 1996, № 49).

Мне было странно читать эти строки, принадлежащие человеку, который, казалось бы, должен понимать лучше и глубже всех сложную и насыщенную активной деятельностью жизнь писателя, в том числе на пользу Родине.

Почти всю свою сознательную жизнь, начиная с 20-летнего возраста, Грэм Грин помогал британской разведке, хотя и мог ее не уважать и подвергать жесткой критике в своих произведениях. Эта его активность, естественно, требовала неординарного поведения, связанного и с отклонениями в нравственном отношении и «лживостью», то есть конспирацией своей разведывательной деятельности. Но она же и давала ему богатейший материал для его романов.

В заключение об этом писателе хочется отметить недавнее событие, уже после его кончины в 1991 году.

В 1994 году его наследники собрались продать его библиотеку, насчитывавшую около 3 тысяч томов. Но, что характерно, в этой библиотеке не было книг в блестящих переплетах, ни одного дорогого издания, раритетов, но много простых книг, и в каждой тысячи его пометок, многие книги он использовал как записные книжки. Например, 13-томное издание Чехова, любимого из русских писателей, содержит сотни рукописных записей Грина, относящихся к работе над его романом «Комедианты», сюжеты для нескольких его рассказов.

Вся его квартира — свидетельство поразительной скромности писателя.

Автор романа «Наш человек в Гаване» получал много писем — до 200 ежемесячно — и на все аккуратно отвечал. За свою жизнь он написал их до 50 тысяч, а копии сохранил. Эта переписка, без сомнения, представит большой интерес для читателей, и я надеюсь еще ознакомиться с нею в недалеком будущем.

Должен сказать, что не только личности Джона Ле Карре и Грэма Грина, но их идеи, мысли и оценки разведывательной деятельности порой поражали меня своей точностью и проникновением в суть нашей профессии. Их произведения всегда будят новые мысли о разведке, о сущности ее целей и задач, о роли отдельных разведчиков и агентов. Совсем недавно я обратил внимание на интересное замечание французского журналиста Жан-Мари Руара, сравнившего разведчика со священнослужителем (Фигаро. 1994, июль). При этом он отметил, что не случайно разведчик и служитель культа, как правило, являются героями романов крупнейшего английского писателя Грэма Грина.

Это замечание заставило меня задуматься, так ли правильно сравнение секретных служб с религиозными культами.

Действительно, и разведывательная служба, и религия основаны на строгой вере: у священника — в правоту церкви, у разведчиков — в руководство службы, представителей верховной власти в стране. Без такой веры не было бы религии, но без уверенности и преданности своей службе не было бы и разведки. И в обеих этих сферах человеческой деятельности строго соблюдается это условие.

Например, думал я, совсем недавно, когда один священник в Англии громогласно заявил о том, что Бога нет, верховная церковная власть немедленно отстранила его от руководства приходом.

Но и в разведке не верящие в правоту своего дела разведчики немыслимы, это потенциальные предатели или, по меньшей мере, ренегаты, такие, как появившиеся сейчас, задним числом, причисляющие себя к «борцам с системой», после того как их выбросили из разведки. Вот один такой недоумок в сентябре 1994 года разразился в газете «Известия» статьей, в которой тужится очернять разведку, которая его воспитала и дала возможность сделать карьеру, а затем, уличив в лживости и лицемерии, выбросила из своих рядов, как ранее некого генерала, ставшего врагом ведомства, присвоившего ему высокий титул и давшего многие награды. Правда, у этого перевертыша не хватает мужества отказаться от звания и наград, которые дала ему служба «нечестная, неправдивая».

Обе службы: и церковь, и разведка, не терпят отход от веры. Церковь ранее жестоко карала отступников, посылала их на костры. Сейчас в большинстве цивилизованных стран это осталось в прошлом. Но на Востоке и теперь еще религия часто жестоко наказывает нарушителей ее канонов. И не только своих верующих, но и тех, кто, по мнению мулл, раввинов и других ревнителей веры, оспаривает их принципы. Достаточно вспомнить «смертный приговор» со стороны иранских фундаменталистов писателю Салману Рушди.

Разведки всего мира тоже не склонны гладить по головке своих отступников. Многие из них при первой же возможности до сих пор карают их смертью. Так было и у нас при Ежове-Берии и даже несколько позже, в первые послевоенные годы, очевидно, по инерции, когда произошло известное дело Хохлова, в 1954 году. Но, к счастью, это давно уже в прошлом, и, надеюсь, безвозвратно.